В Москве не верили заверениям Саадет-Гирея. В наказе И. Колычеву и О. Андрееву специально оговаривались варианты обсуждения в Крыму союза против Астрахани и ногаев, который будет предложен крымцами: "А нечто взмолвят Ивану и Остане, чтоб написати в шертную грамоту Азсторокан[ь] и нагаи, что быти на них заодин, и Ивану и Остане говорити: нам, господине, государь наш того не наказал, и нам, господине, то в грамоту как писати. А наперед того, господине, в грамотах отца твоего и брата твоего [134]то было не написано, и нам… то в грамоту как писати?" Послам был дан категоричный наказ — "Азсторокани и нагаи в шертную грамоту однолично не писати" [РГАДА, ф. 123, oп. 1, ед. хр. 6, л. 29об.-30].
Если во времена Менгли-Гирея непременным компонентом шертных грамот, заключавшихся с Крымом, было совместное ведение боевых действий против Ахмедовичей, то после его смерти этот пункт в вариантах, предлагаемых Москвой, постепенно исчезает.
О. Андрееву было дано два варианта шерти. Первый, наиболее выгодный Москве, упоминал как общего врага только Сигизмунда [135]и его сыновей. Второй — помимо польского короля включал и Ахмедовичей. Второй список шерти следовало предложить только в случае неподписания крымской стороной первого [РГАДА, ф. 123, oп. 1, ед. хр. 6 л. 41-44об.].
Колычеву и Андрееву следовало также говорить, что московское ногайские отношения носят сугубо торговый характер. Московское правительство не верило Саадет-Гирею и предполагало, что одной из важнейших целей нового крымского хана станет заключение союза с Москвой против Астрахани и ногаев. О.Андрееву было приказано "пытати" в Крыму, "как крымской с нагаи, с Азсторокан[ь]ю и где натай кочюют" [РГАДА, ф. 123, oп. 1, ед. хр. 6, л. 34об.]. В случае если ни Колычева, ни Андреева не отпустят, им следовало писать через доверенных лиц в Москву "о нагаех, где кочюют, и что их дело с Азсторокан[ь]ю" [РГАДА, ф. 123, oп. 1, ед. хр. 6, л. 35об., 36]. Вопрос отношений с Астраханью и ногаями после крушения похода Мухам-мед-Гирея и воцарения Саадет-Гирея, видимо, стоял в Крыму чрезвычайно остро.
Руководители внешней политики в Москве предусмотрели возможность прямого вопроса со стороны крымских дипломатов. "А нечто взмолвят: как ныне княз[ь] великий с Азсторокан[ь]ю и Ивану и Остане говорити: С азстороканским царем государь наш учинился в дружбе и в братстве, так и ныне с ним в дружбе и в братстве". Если же к моменту разговора Астрахань окажется захваченной ногаями, послам следовало говорить: "Государь наш того не ведает, а со царем как был в дружбе и в братстве, так и ныне с ним в дружбе и в братстве" [РГАДА, ф. 123, oп. 1, ед. хр. 6, л. 36об.-37]. Видимо, в Москве не исключали возможность захвата Астрахани ногаями.
Таким образом, при переговорах Москва стремилась обойти вопрос о своем отношении к ногайскому контролю над Астраханским ханством, подчеркивая при этом дружественные отношения с астраханским ханом (вероятно, с Хусейном). Если принимать во внимание указание Посольской книги на преемственность дружественных отношений Москвы и Астрахани, можно сделать вывод о том, что эти отношения, видимо, были оформлены до похода Мухаммед-Гирея. Москва видела в Астрахани прекрасный противовес Крыму, и в этом следует искать корни нежелания великих князей принимать участие в крымской агрессии против Астрахани.
Из письма азовского бея Мухаммеда, написанного великому князю Василию Ивановичу в июне 1523 г., становится ясно, что великий князь посылал своего посла в Астрахань осенью 1522 г. (вероятно, еще Джанибеку): "Да в Азсторокани, государь, посол твой осенешний добр здоров. Царя, государь, нагаи потеряли, а посла твоего ополонили, Да в Азсторокани оставили". "И царь Усейн ныне, — писал Мухаммед Василию, — посла твоего вельми чтит, да и хотел к тобе, государю, отпустит: ин, государь, побоился, что… не проехати" [РГАДА, ф. 89, о1Ь 1, ед. хр. 1, л. 261об., 263об.; Дунаев 1916: 58]. Учитывая время нахождения в Москве посольства Скиндера (стычку его людей с людьми астраханского посла) и время отправки московского посла в Астрахань, можно предположить, что астраханский посол был отпущен из Москвы осенью 1522 г. в сопровождении московского посла. Неясно, кем был астраханский посол в Москве, мы не знаем его имени. Можно лишь предположить, что целью его миссии в Москве было заручиться поддержкой великого князя в грядущей войне с Крымом. Может быть, именно этим объясняется и столь враждебное отношение представителей астраханского и османского посольств в Москве друг к другу.
Читать дальше