Илья Зайцев - Астраханское ханство

В. Н. Татищев прямо писал, что учуги и земли, принадлежавшие в период независимости Астрахани мирзам, были оставлены за ними [Татищев 1996: 37]. Акад. Н. Л. Озерецковский также отмечал, что до того, как учуги были взяты в 1704 г. в казенное ведомство, они принадлежали "Патриархам, архиереям и Татарам" [Озерецковский 1804: 108]. Отдельными рыболовецкими угодьями и учугами местные татары владели вплоть до 70-х годов XVI в. В жалованной грамоте Ивана IV астраханскому Троицкому монастырю от 12 февраля 1575 г. упоминаются "учюжки, как бывали за прежними Татары, за Сей-Нашарком Амошековым да за Янкурою Камбаевым", которые отошли астраханскому монастырю Николы Чудотворца [Акты 1841: 357, 358, № 193]. Первое имя в чтении издателей "Актов исторических" безнадежно исковеркано и вообще слабо походит на татарское, напоминая скорее русскую передачу других восточных имен (армянского?). Реконструировать его можно по-разному: "…за Усейном" (т. е. Хусейном), за Сеитом… Впрочем, здесь мы вступаем в область догадок (ср. чтение: "учужки, кои бывали за прежними татарами: за Амамековым да Каш-баевым" [Степанов 1939: 83; Дубман 1998: 42]). Важно, другое: местное татарское население до прихода русских владело учугами.

По мнению И. В. Степанова, прежние владельцы угодий поначалу были обложены оброком в государеву казну, а затем постепенно вытеснены русскими промышленниками. В XVII в. мы уже не встречаем татар — держателей учугов. Однако сам автор далее приводит данные об использовании в XVII в. рыбных угодий татарской знатью. В деле об откупе "Теплинских рыбных ловель" упоминалось о существовании татарских рыбных ловель, а в 1635 г. едисанские мурзы вместе со своим князьком Канаем просили предоставить им право ловить рыбу неводом в Гнилушинских водах на Ахтубе. Приказ, ведавший откупами, допытывался, что это были за воды, были ли в откупу и сколько откупу собиралось, "и наперед сего за нагайскими и эдисанскими мурзами те рыбные ловли бывали ли". В итоге ловли были сданы на откуп с торгов на общем основании [Степанов 1939: 84, 104–105] [275].

Безусловно, часть рыболовецких угодий принадлежала лично хану. Наследником ловель также в большой степени выступала церковь, прежде всего астраханские и верховые монастыри. Размер добычи рыбы оценить труднее: монастырское хозяйство носило потребительский характер, т. е. главной задачей было обеспечить рыбой саму обитель, торговые же операции носили подчиненный характер (см. [Дубман 1997: 24]); о рыбном промысле в низовьях реки в XVII в. и позже см. [Булычев 2002].

Хлеб в Астрахань приходилось ввозить. А. Дженкинсон отмечал, что остров, на котором основан новый город, очень неплодороден, "земля не родит хлеба", а "в мясе и хлебе здесь большой недостаток" [ЧОИДР 1884: 40]. О ввозе хлеба в Астрахань из волжских городов, в основном из Казани, писал и А. Олеарий (1636 г.) [Исторические путешествия 1936: 59]. Вероятно, город должен был постоянно страдать от нехватки зерна; в таких условиях мор и голод среди местного населения становились явлением отнюдь не редким. Уже после 1556 г. в русских документах неоднократно упоминаются торговые люди, доставлявшие в город хлеб и вывозившие рыбу и соль [Акты 1841: 436, 437]. И мука, и крупы доставлялись в русскую Астрахань из "Верховских городов" [Акты 1841: 440]; вероятно, и до русского завоевания город зависел от экспорта зерновых. Возможно, в пределах ханства и осуществлялся сев, но скорее всего на очень ограниченных площадях: по мнению, Г. Газиза, И. В. Степанова и В. И. Пантина, в основном по Бузану и на некоторых землях вдоль Волги [Газиз 1990: 89, 90; Степанов 1970: 339; Пантин 1994: 110].

Любитель астраханской старины А. Штылько писал, что в XV в. до города доходили сверху "за солью и рыбой до 500 судов простых, но разнообразных конструкций: паузки, карбасы, ладьи, учаны, мишаны, бафты, струги" [Штыпько 1896: II] [276]. Вряд ли эти суда и условия плавания сильно отличались от тех, которые были распространены на Волге и Каспии в XVII в., по крайней мере так называемые бусы, вероятно, были известны там значительно ранее (см. [Байкова 1964: 154–159; Тушин 1978]). А. Дженкинсон даже приобрел один из двух якорей с судна из Астрахани, на котором плыли по Каспию татары и русские. Якорь был железным, что говорит о вполне развитом речном и морском судоходстве в Астрахани во второй половине XVI в. [Английские 1938: 186, 187]. Местным жителям были известны и более примитивные типы речных судов, в частности плоты. Так, имя одного из персонажей астраханской истории XIV в. — Салчи (он управлял городом в 1375 г.) переводится как "плотовщик", "плотовод", от sal — "плот", "судно, которое связывается из щепок и бревен" (см. [Боровков 1961: 186]). Юлий Помпоний Лэт (1428–1498), итальянский гуманист, вероятно побывавший в конце 70-х годов XV в. в Причерноморье, даже утверждал в своих "скифских" заметках, что на Каспии (который он считал не морем, а болотом, так как все его северное побережье поросло тростником) только и знают из водных средств передвижения, что плоты [Забугин 1914: 82].