Однако вскоре после подписания договора Гази Герай умер, Селямет Герай пробыл на троне недолго, а Джанибек отказался продлевать соглашение. И это понятно: ведь дары соседних держав были в глазах Гераев данью, причитающейся им как наследникам золотоордынских ханов, и являлись не только источником пополнения казны, но и символом государственного престижа. Джанибек Герай желал, чтобы упоминки выплачивались регулярно и без каких-либо условий, да еще и требовал погашения задолженности, накопившейся со времен Гази II Герая. Со своей стороны, Зигмунт III соглашался отправить дары лишь после заключения военного союза и с возмущением отвергал саму мысль о каких-либо долгах. Два гордых правителя столкнулись в заочном противостоянии: крымский отстаивал свои привилегии, а польский защищал свой суверенитет. Джанибек Герай заявлял, что крымские походы на Польшу вызваны не только казацкими налетами, но и невыплатой упоминков, и если король не прислушается к этому предупреждению, то удары последуют вновь и вновь. [76]
Однако угрозы Джанибека Герая утратили убедительность, когда в Польше узнали о масштабах персидского разгрома: согласно подсчету, проведенному ханом по возвращении из Ирана, в Крыму оставалось всего лишь 30 тысяч боеспособного войска. [77]Потому, уже не опасаясь ослабевшего соседа, Зигмунт III оставил вынужденное миролюбие в отношении турок и вернулся к давнему спору с султаном за влияние в Молдове, правитель которой недавно восстал против османов и ждал от короля военной помощи.
В сентябре 1620 года коронный гетман Станислав Жолкевский вступил в Молдову. Предвидя, что султан может позвать на подмогу Джанибека Герая, гетман написал хану письмо. Он убеждал Джанибека, что грядущая схватка — это дело турок и поляков, и крымским татарам нет резона вмешиваться в нее. «Докажи, — взывал гетман к гордости хана, — что ты свободный правитель, а не раб турецкого султана! Вспомни своего дядьку Мехмеда II Герая, который предпочел умереть, нежели оставаться подданным турецкого падишаха!». [78]
Джанибек Герай действительно не выступил в этот поход — но причиной тому стали не столько призывы Жолкевского, сколько страх перед Шахином, который по-прежнему кружил в Предкавказье и выжидал случая ринуться в Крым. [79]Вместо хана на помощь османским союзникам пошел Девлет Герай. Там его уже ожидали везирь Искендер-паша и Кан-Темир со своей отборной конницей.
Встретив Девлета Герая, везирь поставил крымское войско глубоко в тылу сторожить обоз, пояснив свое решение тем, что якобы не хочет подвергать риску драгоценную жизнь высокородного калги. Девлет Герай понял, что паша действует по указке Кан-Темира, который хочет отстранить крымцев от боевых действий, дабы не делиться с ними будущими трофеями. Калга заявил, что если к его бойцам будут относиться столь пренебрежительно, он уведет их обратно в Крым — и Искендер-паше пришлось перераспределить войска: на левом крыле армии встали крымцы, на правом буджакцы, а в центре сами османы. [80]
Храбрая настойчивость Девлета Герая спасла турецкую армию. В первом же бою у селения Цецора Жолкевский сокрушил османов, и тех выручил лишь сильный удар крымцев, налетевших сбоку на польские отряды и нанесших гетману сильный урон. Оценив потери, Жолкевский понял, что проигрывает бой. Следовало отступать, но это было непростой задачей, поскольку обратную дорогу в Польшу ему перерезал «Кровавый Меч» (так поляки называли Кан-Темира). [81]Тогда Жолкевский через посыльного передал Искендер-паше, что готов прекратить сражение и покинуть Молдову — но для этого требует в заложники Кан-Темира, которого отпустит, как только доберется до польской территории. Везирь собрал в своем шатре военный совет, пригласив туда и польского посланца. Османские командиры склонялись к тому, чтобы принять предложение гетмана, — но тут под полог шатра вступил Кан-Темир, чья судьба и обсуждалась на собрании.
Сохранилось яркое описание этого момента, сделанное османским историком.
Ногайский вождь — человек великанского роста, закованный в железную броню и всем своим видом напоминающий боевого слона — вошел в шатер, громовым басом поприветствовал везиря и, не обращая внимания на прочих военачальников, уселся рядом с главнокомандующим. Посланец гетмана, оробевший при виде этого устрашающего гиганта, невольно встал и снова сел, не зная, что сказать. «Кто этот неверный?» — спросил Кан-Темир, смерив поляка взглядом. Искендер-паша объяснил, что гетман предлагает мир и просит отдать его, Кан-Темира, в заложники. Услыхав это, Кан-Темир рассвирепел: «Что?! Я тридцать лет рублю саблей их отцов и сыновей — а сегодня должен сам отдаться им в руки, чтоб они меня живьем на вертел насадили?!!». Побагровев от гнева, Кан-Темир покинул шатер. Переговоры были сорваны. [82]
Читать дальше