Эта роль Хаффнера в Англии в качестве транслятора — которую он уже занимал, поскольку он реже был вынужден отдавать на перевод свои книги и статьи — была следующей основой его успеха. Хаффнер знал о военном противнике больше, чем многие другие — и он был в состоянии так это описать, что английская публика могла кое-что из этого извлечь. Главной целью Хаффнера была ведь одинакова с целью страны его пребывания: победить Гитлера. И всё же не содержится ли в этой общности между Хаффнером и Англией уже зародыш конца "чудесной дружбы", которая охладеет, когда общий враг будет побеждён?
На первых страницах "Истории одного немца" Хаффнер намекает на то, в чём он видит пользу своей книги, возможно также и своей личности: "Мой случай — самый что ни на есть средний. По нему легко понять, на что человек сегодня может рассчитывать в Германии." Несколько менее литературно и уже очень целенаправленно звучит по сравнению с этим написанный лишь несколько месяцев спустя первый абзац в книге " Germany: Jekyll and Hyde ": "Эта книга преследует тройную цель. Она желает закончить дискуссию; совсем скромным образом помочь выиграть войну; обсудить предпосылки дл продолжительного мира".
* * *
В политически, психологически и финансово тяжелой ситуации первых месяцев в эмиграции "Воспоминания тридцатилетнего", написание смеси из романа становления героя, автобиографического рассказа от первого лица и политического анализа становится попыткой близкой к решению квадратуры круга: политическая история, рассказанная лично. Или: личная история, рассказанная политически. Не именно ли эта отвага, пойти на такой риск, производит особое очарование "Истории одного немца", от которого едва ли кто может освободиться? И естественно, что в руках читателя, перед его глазами глубоко замороженный в 1939 году текст оттаивает.
Уже от момента написания книги читатель будет испытывать ощущение привнесённой позже мудрости. "Любой умнее, когда выходит из ратуши[13]", как гласит пословица, которую Хаффнер охотно использовал. И всё же его История одного немца" подкупает ясностью ещё до входа в ратушу, и главным образом об этих ранних ясности и понимании ломали корья критики в достопримечательных дебатах о Хаффнере летом 2001 года. Логично — с точки зрения обоих профессоров, которые нападали на книгу Хаффнера — было подвергнуть сомнению то, что Хаффнер в действительности мог написать в 1939 году "Историю одного немца" в том виде, как она была опубликована летом 2000 года. "Ясновидение или взгляд в прошлое?" — так был поставлен вопрос, вокруг которого проходили дебаты по Хаффнеру.
Впервые публикуемое в этой книге интервью с Хаффнером тогдашней студентки факультета журналистики Ютты Круг, имевшее место в 1989 году, было в этом кратком, однако ожесточённом споре важнейшим свидетельством о раннем моменте времени — 1939 годе, когда возникла "История одного немца". На примере Хаффнера Ютта Круг исследовала в своей дипломной работе, как история жизненного пути может отразиться на отдельном человеке. Утрата родины, корней и выживание в эмиграции были темами, которые её при этом особенно интересовали. Хаффнер является интересным представителем профессиональной группы, которые в эмиграции столкнулись с особой проблемой чужого языка, изучение которого было базовой предпосылкой для любой дальнейшей журналистской или писательской деятельности.
Вдобавок к этому работа представляет собой вклад в уменьшение дефицита исследований эмиграции, чему поразительно долгое время в Германии не уделялось должного внимания. Уже сегодня, спустя тринадцать лет, интервью с даже весьма юными к моменту эмиграции беженцами едва ли уже возможны. "Люди ведь умирают один за другим", — сказал Хаффнер в этом интервью о своём поколении. Он сам в 1989 году из-за возраста не был более в состоянии провести разговор столь обстоятельно, как прежде намеревался. Уже последняя книга Хаффнера "От Бисмарка до Гитлера" за два года до этого была надиктована на магнитофонную ленту, а не сочинена им самим в процессе "добросовестного написания", как он это сформулировал в послесловии. В предлагаемом интервью Хаффнер излагает — более детально, чем когда-либо прежде или после этого — сведения о своих причинах, по которым он покинул Германию, о пути, который он для этого избрал и о трудностях, которые у него были сначала в Англии. Он повествует о своих проектах книг, о своём сотрудничестве с издававшейся сначала ежедневно немецкоязычной лондонской эмигрантской газетой " DieZeitung " и о своей роли в редакции уважаемой английской воскресной газеты " The Observer ". Он описывает встречи с такими соратниками, как Джордж Оруэлл, Исаак Дойчер, Фридрик Варбург и с умершим в декабре 2001 года прежним издателем " Observer " — Давидом Астором.
Читать дальше