Гасан Гусейнов - История всего - лекции о мифе

«Эпос» по-гречески — просто «речь», «сказ», «слово». «Эпос эйпéйн» значит просто-напросто «слово молвить». Но другое значение этого слова — «деяние». И мы, когда спрашиваем «о чем речь?», имеем в виду «в чем дело?». Эпическая поэма — это не только повествование о событиях и деяниях, это акт воссоздания события и деяния.

В 21-й песни «Илиады» Ахиллес убивает одного из сыновей Приама, Ликаона:

Мертвого, за ногу взявши, в рекý Ахиллес его бросил,

И, над ним издеваясь, пернатые речи вещал он:

«Там ты лежи, между рыбами! Жадные рыбы вкруг язвы

Кровь у тебя нерадиво оближут! Не матерь на ложе

Тело твое, чтоб оплакать, положит; но Ксанф быстротечный

Бурной волной унесет в беспредельное лоно морское.

Рыба, играя меж волн, на поверхность чернеющей зыби

Рыба всплывет, чтоб насытиться белым царевича телом.

Так погибайте, трояне, пока не разрушим мы Трои,

Вы — убегая из битвы, а я — убивая бегущих!

Вас не спасет ни могучий поток, серебристопучинный

Ксанф. Посвящайте ему, как и прежде, волов неисчетных;

В волны бросайте живых, как и прежде, коней звуконогих;

Все вы изгибнете смертию лютой; заплатите вы мне

Друга Патрокла за смерть и ахейских сынов за убийство,

Коих у черных судов без меня вы избили на сечах!»

(Песнь XXI, стихи 120—135) 12 12 Гомер. Илиада. / Пер. Н. И. Гнедича. Л.: Наука, 1990

Чем страшнее содержание текста, тем меньше поэт его боится, а читатель трепещет и уже никогда не сможет забыть прочитанное. Это произведение станет матрицей для всей европейской и в том числе русской литературы. Вот почему Гомер не просто был и есть, а еще и будет ожидать человечество впереди.

«Высокая» природа античности. — Античность в русской поэзии. — Другая природа античности.

Отправляясь в путь, надобно первым делом ответить на вопрос: откуда я выхожу. Несмотря на известную оторванность России от происходившего в мировых гуманитарных и социальных науках в прошлом XX веке, античная литература насколько я знаю, только в русском университетском обиходе зовется по-свойски «античкой». Мне скажут: «Ну, ты хватил! Да как же можно даже думать о тех многих, кто называет великого Гомера „античкой“, ты думай лишь о тех немногих, кто благоговейно закатывает глаза, едва заслышав имена Платона или Горация!»

Беда, однако, в том и состоит, что благоговение иногда оказывается следствием непонимания или недопонимания. А тот, кто, сначала по незнанию, называет античную литературу «античкой» (птичкой-античкой), быть может, высказывает нечто такое, что нам, мнящим себя хранителями традиции, самим еще предстоит понять. Может быть, это как раз и есть ключевое слово к той замочной скважине, при которой сидят хранители? Тут нам великое подспорье — русская поэзия, для которой античность — другая природа. В стихотворении Николая Заболоцкого «Читайте, деревья, стихи Гезиода» (1946), природа — от рощ и водопадов до берез и берлог — названа и сводней, и обманщицей, и даже еще хуже:

И — уже под конец этого стихотворения, на мой вкус, чуть-чуть слащавого, поэт — уже как бы от имени «всех Гесиодов» так разъясняет отношение обеих природ, с которыми и в которых он живет:

Раскрывая окна и двери к истории античной литературы и культуры, не станем ограничиваться возвышенным и надприродным. Все-таки не будем забывать, что прекрасное, гармоничное, мудрое и совершенное — не таковы ли главные клише, связанные с популярной античностью? — ровно половина дела. Но ведь для того, чтобы Афине можно было во всеоружии родиться из головы Зевса, этому верховному богу Олимпа предстояло проглотить беременную возлюбленную. А для того, чтобы из пены морской могла появиться на свет Афродита, Зевсу пришлось отрезать своему отцу Кроносу и сбросить с неба готовый к испусканию семени детородный член.

Один из тех, кто самым интимным образом относился к античности, Алексей Константинович Толстой, писал в 1859 году: