Гасан Гусейнов - История всего - лекции о мифе

Один интересный сюжет связан с Эротом в новейшее время и касается этот сюжет панка. До появления панка у этого слова в английском языке были два или три значения. Одно значение — трут, зажигающийся от трения. Это тот самый трут, с которым изображают Эрота. А с другой стороны, это «шлюха», «потаскуха». И в этом слове некоторые специалисты (Роберт Грейвс, например) видят первичную встречу Эрота в его флористической ипостаси и образа жизни, который обычно связывают с избытком, так сказать, любовных чувств. Но каким образом культура панка, и в какой мере, и до какой степени принадлежит к числу эротических субкультур, — это, конечно, большой вопрос. Тут дело идет и о третьем значении слова «панк» — уличная шпана, отбившаяся от рук молодежь, которая наконец-то вошла в силу, но применить ее может, увы, только в потасовках и в сексуальной активности, в которой мифология Эрота как раз позволяет разглядеть сенсуальную античность.

Впрочем, и во всей мифологии Эрота и ее переосмыслениях в веках вопросов намного больше, чем ответов.

Противопоставление мифа и истории. — Противоречия «Илиады». — Чтение Гомеровского эпоса как реконструкция.

В обыденной речи люди противопоставляют «миф» и «историю», полагая, что в одном случае мы имеем дело с вымыслом, а в другом — с истиной или, по крайне мере, со стремлением к истине. Например, очевидно, что Зевс-громовержец или его дочь Афина, появившаяся на свет из головы отца, который к тому же перед родами съел мать своей дочери, принадлежат мифу. А вот событие, описываемое в «Илиаде» как Троянская война, по-видимому, все же историческое. Просто оно имело место не совсем тогда, не совсем так и не совсем в том месте, о котором повествует «Илиада».

Если мы спросим, на чем зиждется такое противопоставление мифа и истории, нам могут ответить, что критерия здесь два: наличие конкретных вещественно-духовных источников (надписи на камнях, постройки, руины, мнения авторитетов), а также большая или меньшая фантастичность сюжета. Историческое повествование избегает метафор и иносказаний, а мифологическое на них держится. Для достижения произведением большей художественной силы эпический поэт старается наделить повествование признаками законченного мифа. Фаза, на которой мы застаем греческую мифологию в эпоху Гомера, совпадает с победой не только антропоморфизма (представления богов в облике людей), но и своеобразного социального историзма. Этот социальный историзм состоит в представлении мира богов и героев как определенным образом организованного социума — со своей властью, иерархией главных действующих лиц по кланово-семейному принципу и т. д. Есть верховное божество — Зевс, есть его многочисленные родственники, чада и домочадцы. У богов-олимпийцев, возглавляемых в мире Гомера Зевсом, есть своя история. И эта история вступает в логическое противоречие с «вечностью» и «бессмертием» олимпийцев. Миф героического эпоса этого противоречия никак не разрешает, а только усугубляет. Так, бессмертные боги произошли когда-то на свет и затем выросли, в дальнейшем они вкушают свое бессмертие в некоей бесконечной, но финальной для себя фазе. Герои (т.е. полубоги) довольно рано узнают, иногда во всех подробностях, при каких обстоятельствах им суждено вскоре погибнуть. Однако действию это нисколько не мешает. Не мешает действию и то, что Гомер то и дело останавливается на какой-то мелкой подробности, словно забывая, о чем, собственно, идет речь. Правда, он никогда не забывает вернуться к главной теме песни. Подобно тому, как герои никогда не забывают погибнуть.

Главное из бросающихся в глаза противоречий «Илиады»: все — и боги, и люди — твердо знают, что Трое суждено погибнуть, что никакие их действия не остановят неумолимого «хода вещей», Судьбы. И все же все до единого действуют так, как будто они ни о чем не знают, как будто ход вещей можно еще отвратить. Этот эпический мотив будет доведен до своего логического предела в главном поэтическом произведении римлянина Вергилия — «Энеиде». Все — и боги, и люди — подчинены закону. А есть ли закон, которому подчинен сам закон? Да, такой закон есть. Он и называется мифом. Это — универсальная (по-гречески мы бы сказали, конечно, космическая) объяснительная машина (тоже греческое слово, кстати). Историю и природные объекты эта машина объясняет через генеалогию. Географию — через повествование о приключениях богов и героев на суше и на море. Язык — через себя самое. Миф — это всеобщий этимолог. Кстати говоря, и в филологии есть эта мифологическая закваска: сводя семантику к этимологии, языковед поступает именно мифологически, приравнивая происхождение слова к значению, в котором слово употребляется.