Жорж Дюби - История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны Д'Арк

Не следует доверяться первому впечатлению от нашего знакомства с графом аквитанцев, что его коварство происходит от бессилия. Именно этот «будто бы король» ведет игру, во всяком случае, довольно часто. Действительно, усобицы мало-помалу утихают. Термин, который чаще всего употребляется в этом пространном повествовании, — «окончание», «прекращение». Facere finem — «покончить с этим» — с наездами конных отрядов, с грабежами. Призвать людей, вызвать их на разговор друг с другом, полюбовно решить их споры. Употреблять не меч, а слова, договариваться. Появляется и очень древнее слово placitum (судебная ассамблея), которое напоминает о том, как когда-то все вельможи Священной империи собирались вместе, вокруг Карла Великого, вершившего суд ради восстановления мира. И действительно, мы видим, как граф Гильом периодически направляется в окружении многочисленных помощников к границам территории, на которой он правит. Там он вместе с соседними государями обсуждает спорные дела. Гильом встречается в Блай (на Жиронде) с гасконским князем Санчо, на северной границе — с Фульком, графом анжевенцев. Это — встречи ради дружбы и примирения в «пограничьях». Но и внутри своего герцогства граф Пуатье выступает как великий миротворец. Тем, кто оспаривает друг у друга право распоряжаться в каком-либо замке, граф первоначально навязывает «перемирие». Благодаря «перемирию» на три дня приостанавливаются военные действия между Гуго из Люзиньяна и Бернаром Маршским. В следующие две недели достигается решение о прекращении боев, и сам граф «берет за правую руку» двух противников, заставляет их совершить рукопожатие, в соответствии с ритуалом, странно напоминающим тот, которому следуют на помолвке, предшествующей свадьбе.

Вообще, «окончание» — это пакт, заключенный между двумя примирившимися сторонами. Часто употребляется также слово convention, означающее договор, основанный на «доверии». Документ подкрепляют гарантии. Так, епископ Ангулемский принимает на себя обязательства в связи с первым соглашением, достигнутым между Гильомом и Гуго, подтверждая: «Он увидел, он услышал, он поцеловал руку графа» — руку, держащую меч правосудия. «Увидеть», «услышать» и «исполнить» (как тогда выражались) означало присоединиться к обязательствам сторон, обещать военную поддержку той из них, права которой будут ущемлены. Другую форму поддержки соглашения выражает слово «залог». Если предметом спора является замок, то таким залогом могут быть охраняющие его конные воины, которые, как мы видели, имеют рыночную стоимость. Закладываться может также имущество, вплоть до фьефа. Но каковы бы ни были предоставленные сторонами соглашения залоги, на исключительное распоряжение ими претендует государь как хранитель всеобщего мира.

Разумеется, граф не в состоянии следить за соблюдением всех соглашений. Главари военных отрядов часто договариваются за его спиной. Какое-то количество «прекращений» «совершается» без всякого его участия; некоторые разбирательства, которые он организует, кончаются безуспешно, приводя участников «в гнев»; все они «в печали» возвращаются к себе домой. Очевидно, однако, то, что государь способен расстроить соглашения, которые заключены без его ведома и которые его стесняют. Но поразительно то, что государь по-прежнему является центральной фигурой в деле умиротворения. Вокруг него веют вихри нападений и ответных атак. Государь отнюдь не в силах с этой стихией совладать, но и она не может его поглотить, он остается на поверхности.

Граф сохраняет также значительные права на укрепленные места. Он обладает властью государя именно потому, что распоряжается крепостями, «милостиво» раздавая их, демонстрируя щедрость, на которой основывается его сила, точно таким же образом, каким граф отдает на попечение своим «друзьям» вдов и сирот покойных обладателей «чести». Функции виконтов ныне не существуют отдельно от крепостей, граф предоставляет их в пользование, и только в пользование. Тот, кто желает воздвигнуть на развалинах крепости насыпь, должен, в принципе, получить согласие графа. Власть графа оказывается выше власти наследников; только «по его милости» племянник может реализовать права на замок, которым владел его дядя, и при передаче наследства граф удерживает свою долю. Гильом широко использует возможность брать себе часть наследства, ибо его пугает перспектива сосредоточения в одних руках целых созвездий замков, получаемых по наследству или иным путем. В меру своих сил граф разделяет, дробит наследства. Нередко просители получают от него лишь части замкового комплекса. Есть ли у сына уверенность в том, что именно к нему перейдут все те права, которыми обладал его отец? Если верить Гуго, то его обездолили, отобрав кое-где какие-то доли отцовского достояния. У такой политики графа имеется оборотная сторона: ущемление наследников порождает обиды, возбуждает новые притязания. Замок становится «яблоком раздора». В бесконечных спорах сталкиваются, с одной стороны, те, кто получил замок в пользование от государя, с другой — те, кто заявляет: «когда-то этим замком владел один из моих кузенов», с третьей — «люди замка», у которых также есть что сказать. Они делают выбор среди конкурентов, и башня передается в руки одного из них. Государь сохраняет властную силу, унаследованную от старой системы, но эта сила оспаривается. Ее можно применять, лишь лавируя. Гильому приходится искать подкрепление в иной сфере, в обычаях частной жизни. Он обращается к отношениям личной зависимости. Вот что ведет к другой политической системе — той, которую мы называем феодальной.