В начале 20-ых годов в политике Тиберия происходит отмеченный историками поворот в сторону усиления репрессивного начала. [364] Сергеев В. С. Принципат Тиберия. С. 79–94.
Между 20 и 23 гг. разбросанные по Италии когорты преторианцев концентрируются в столице. В процессах об оскорблении величия, число которых в 20–22 гг. по-прежнему невелико, всего шесть плюс один процесс деляторов, [365] В 21 г. по решению сената римские всадники Консидий Экв и Целий Курсор понесли наказание (какое именно не уточняется) за ложный донос на претора Магия Цецилиана (Tac., Ann., III, 37).
наблюдается явное ужесточение стиля.
Дела Эмилии Лепиды (20 г.), Цезия Корда, Клутория Приска (21 г.), и Гая Силана (22 г.) будут рассмотрены нами ниже. Помимо них Тацит называет ещё два относящихся к тому же периоду судебных процесса, в которых речь шла о laesa majestas : Антистия Ветера (21 г.) и всадника Луция Энния (22 г.). Антистий Ветер, римский гражданин македонского происхождения, был признан виновным в сговоре с врагом Рима, фракийским царём Рескупоридом и приговорён к ссылке на остров, удалённый от побережья Фракии и Македонии (Tac., Ann., III, 38). Таким образом, данное дело может служить образцом применения lex majestatis в его традиционном, республиканском смысле. Что же касается Луция Энния, то он переплавил серебряные статуи Августа в монету, и понадобилось личное вмешательство Тиберия, чтобы спасти его от обвинительного приговора (ibidem, III, 70).
Однако наиболее показательными в плане ужесточения стиля процессов о laesa majestas являются дела Эмилии Лепиды и Клутория Приска.
В 20 г. Эмилия Лепида, правнучка Луция Суллы и Гнея Помпея, была обвинена своим бывшем мужем, Публием Квиринием, в прелюбодеянии ( adulterium ) и оскорблении величия ( crimen majestatis ). В качестве оскорбления величия в деле Лепиды фигурировало обращение к халдейским жрецам с враждебным семье Цезаря умыслом (Tac. Ann., III, 22).
Тацит недвусмысленно указывает причину, побудившую Квириния выступить с обвинениями против женщины в недалёком прошлом ему близкой: Эмилия утверждала, что родила от Квириния ребёнка, а так как других детей у него не было, сын Эмилии мог претендовать по крайней мере на четверть состояния Квириния, вероятно, весьма значительного. Размер обязательной доли наследства по преторскому праву был определён в размере одной четвёртой части того имущества, которое лицо, имеющее право требовать для себя pars legitima , получило бы при наследовании ab intestato (Plin. Epist., V, 1, 9; Dig., V, 2). Равным образом и отказы ( legatum, fideicomissum ) в пользу других лиц (друзей завещателя и т. п.) в соответствии с lex Falcidia не могли превышать трёх четвертей от общей суммы наследства (Gai., II, 227). Следовательно, претензии Лепиды распространялись, по меньшей мере, на четверть имущества её бывшего супруга, поскольку ребёнок Лепиды, в случае признания его сыном Квириния, оказывался единственным наследником сенатора по нисходящей линии, и в отсутствие завещания должен был получить всё наследство. В том случае, если бы факт прелюбодеяния был установлен, происхождение сына Эмилии и, следовательно, его права на наследство оказывались под сомнением, а она сама — виновной, помимо адюлтера, ещё и в crimen falsi . Дело Эмилии слушалось в сенате, защищал подсудимую её брат Маний Лепид (Tac. Ann., III, 22).
Тиберий потребовал, чтобы при рассмотрении обвинения в адюлтере и falsum , оскорбление величия не принималось во внимание (ibidem). Тем самым принцепс проявил должное уважение к римским законам, не допускавшим соединение двух различных по характеру дел в рамках одного процесса (Dig., XLVIII, 2, 12, 2). Он также не позволил допросить рабов Эмилии о её общении с магами (Tac. Ann., III, 22).
Однако, как явствует из того же сообщения Тацита, принцепс неоднократно вмешивался в ход процесса, оказывая давление на свидетелей, с целью добиться от них показаний, изобличающих Эмилию в преступлении против величия. [366] Shotter D. C. A. Tiberius' part in the trial of Aemilia Lepida // Historia. Vol. XV, 1966. S. 313, 317.
Более того, в дополнение к прочим Тиберий возвёл на подсудимую ещё и обвинение в отравлении. Р. С. Роджерс, по-видимому, справедливо полагает, что этим своим заявлением Тиберий надеялся повлиять на настроение римлян, симпатии которых были явно не на стороне Квириния (Tac. Ann., III, 23), и склонить колеблющуюся часть сенаторов к поддержке обвинительного приговора, предложенного Рубеллием Бландом. [367] Rogers R. S. Criminal trials and criminal legislation under Tiberius. Middletown, 1935. P. 56.
Похоже, что в итоге именно обвинение по lex majestatis настроило судей против ответчицы, став, таким образом, главной причиной её осуждения, хотя формально это был процесс об адъюлтере и crimen falsi . [368] Так как в данном случае crimen falsi был непосредственно связан с делом об адъюлтере, Эмилия, вероятнее всего, понесла наказание за оба преступления. Falsum по lex Cornelia de falsis карался лишением воды и огня и конфискацией имущества; за прелюбодеяние по lex Julia de adulteriis coercendis полагалась ссылка на отдалённые острова с конфискацией двух третей имущества (Paul. Sent., II, 14, 26). Другие точки зрения см.: Furneaux M. The Annals of Tacitus. Oxford, 1896. Vol. I. P. 418–419 (note ad loc.); Rogers R. S. Criminal trials and criminal legislation… P. 55.
Эмилия пыталась апеллировать к общественному мнению, вызвав сильное сочувствие к своей персоне, но, несмотря на это, ей вынесли обвинительный приговор и назначили самое строгое из предложенных наказаний: лишение огня и воды плюс конфискация всего имущества (ibidem, III, 22–23).
Читать дальше