Сью Блэк - Всё, что осталось [Записки патологоанатома и судебного антрополога]

Теперь, когда впереди у меня времени меньше, чем позади, я все чаще задумываюсь о том пороге, который мне предстоит перешагнуть в ближайшие тридцать лет. Я не боюсь сделать этот шаг в одиночестве. На самом деле, я даже предпочла бы скончаться одной — спокойно, на моих условиях и в собственном темпе. Я не хочу отвлекаться на переживания моих родных.

Я бы предпочла заранее все уладить — не люблю перекладывать свои заботы на других. Пускай смерть станет следующим, четким и логичным этапом в моей жизни. Не хотелось бы никого ею обременять.

Какой смерти я бы себе пожелала? Я бы не хотела повторить последние годы моего отца, но с радостью согласилась бы на такую же смерть: просто, когда наступит момент, отвернуться лицом к стене. Вряд ли у меня хватит мужества пойти на самоубийство, поэтому придется набраться терпения и дожидаться, пока смерть явится за мной. Воспользовалась бы я таблеткой для ассистированного самоубийства, будь у меня такая возможность? Не исключено, при определенных обстоятельствах, но у меня точно нет такого самообладания, как у Артура, моего «будущего трупа». Я очень надеюсь, что до того, как придет мой черед, наше государство разрешит человеку самому планировать свою смерть, а не тянуть до нее под опекой медицинского персонала. Хочу, чтобы моя смерть была естественной: никаких пересадок, реанимационных мероприятий, кормления через зонд или, в последние мгновения, укола опиатов. Конечно, я могу заблуждаться: не исключено, что при первом же приступе боли я сама взмолюсь о морфине. И все-таки, это маловероятно. Мне не нравится лишаться чувства контроля. И у меня всегда был высокий болевой порог (трое детей, без анестезии). Только время покажет, права я или нет. Когда смерть придет за мной, я хочу быть еще достаточно жива, чтобы встретиться с ней лично, без медикаментозного посредничества.

Смерть дяди Вилли была безболезненной, но, на мой взгляд, слишком скорой. Точно так же, я не хочу скончаться во сне. Я рассматриваю смерть как последнее мое приключение и не хочу пропустить ни секунды. В конце концов, она случается лишь однажды. Я хочу распознать ее приближение, услышать ее шаги, увидеть ее, ощутить, попробовать на запах и на вкус; пережить всеми своими чувствами и, в последний момент, осознать ее со всей полнотой, какая доступна человеку. Это событие, к которому вела вся моя жизнь, и я не собираюсь упускать ценные впечатления, сидя где-то на заднем ряду.

Возможно, мне даже повезет умереть как сэр Томас Уркхарт, знаменитый ученый и переводчик XVII века из Кромарти на северо-востоке Шотландии, которого Парламент объявил изменником за участие в роялистском восстании в Инвернессе. Никаким особо тяжким гонениям он не подвергся, но позднее оказался в заключении в лондонском Тауэре и в Виндзоре, за то, что сражался на стороне роялистов в битве при Вустере. Уркхарт славился своей эксцентричностью: он, в частности, утверждал, что его бабка в 109-м колене была той самой женщиной, что обнаружила Моисея в камышовых зарослях, а бабка в 87-м колене — царицей Савской. Освобожденный из тюрьмы Оливером Кромвелем, он уехал на континент. Говорили, что, узнав о возвращении короля Карла II на престол, Уркхарт так расхохотался, что умер. Микросмерти, суммированные с микросчастьем — вот это конец!

Я не уверена, что мне выпадет та же участь, и весьма об этом сожалею. Однако кое-что все-таки попытаюсь предсказать. Думаю, я умру до семидесяти пяти лет. Подозреваю, что от сердечного приступа, а поскольку пик таких смертей приходится на понедельник, 11 утра, то свою бронирую на среду, около полудня.

Естественно, я не знаю, как правильно умирать, поскольку раньше этим не занималась. Однако вряд ли это особенно сложно: все, кто умирал до меня, в целом справлялись, не считая разве что плохо подготовившихся неудачливых самоубийц. Я не могу порепетировать или спросить совета у тех, кто уже умер. Получается, что и волноваться незачем. В любом случае, я не останусь одна. Вне зависимости от присутствия людей, смерть точно будет со мной, а у нее больше опыта, чем у кого-либо, и, я уверена, она покажет, что мне делать.

Я представляю себе смерть как подобие общего наркоза. Все становится черным, ты отключаешься, и все — ты мертв. Если за смертным порогом нас ждет одна темнота, то, хоть я и не смогу ее запомнить, мне будет довольно обидно. Но смерть может оказаться и совсем другой: яркой вспышкой, которая венчает прожитую жизнь — точкой в конце повествования.