Дж Китредж - Колдовство и ведьмовство в Западной Европе в прошлом и настоящем

престол общее количество казней в Шотландии составило около 7000, или по двести казней ежегодно (если только эта цифра заслуживает доверия). Многие из тех судебных процессов уже упоминались в этой книге там, где это было уместно. Эти кошмарные истории об ужасе, крови и пытках вполне доступны всем, кому они приходятся по вкусу. Последняя казнь состоялась в 1722 г. — в Дорнохе сожгли престарелую женщину, которую считали ведьмой. Утро было сырое, поэтому перед казнью она терпеливо сидела и грела руки в пламени, которое вот-вот должно было поглотить ее. После этого, несомненно, было еще много случаев самосуда. Да и сейчас в Хайленде все еще достаточно много предполагаемых ведьм — это эксцентричные или просто злобные создания, и народ твердо верит в их необычайные способности, так что какие-либо сомнения тут неуместны.

Итак, здесь частично изложена история судебного преследования ведьм на Британских островах. Нет необходимости приводить подробности подобных кампаний во всех европейских странах. В Скандинавии в 1669 г. состоялся известный судебный процесс — дело Блокулы. В тот раз к смерти приговорили семьдесят человек, в том числе пятнадцать детей. Для Италии характерен особый акцент на национальной склонности к отравлениям, а для Испании — театральные ужасы autos-da-fe [78] Аутодафе — «акт веры» (португ.) — оглашение и приведение в исполнение приговоров инквизиции, в частности публичное сожжение осужденных на костре (прим. перев.). . Суды над ведьмами шли повсюду — в некоторых странах они продолжались даже в XVIII веке. Однако стоит все же вкратце описать то, что происходило в Америке под влиянием Старого Света. Когда иммигранты, в основном пуритане, обосновались на восточном побережье нового континента, они привезли с собой обычаи и верования того общества, которое покинули. Они привезли с собой родной язык и даже в наше время все еще говорят на языке, который ближе к тому прежнему английскому языку, чем тот, который характерен для современной Великобритании. Они взяли с собой и большинство законов — например, положение о том, что браки могут регистрироваться мировым судьей. Это правило некоторое время было распространено в странах Содружества, но теперь почему-то смущает простодушных английских поклонников американских фильмов. Иммигранты также привезли с собой предубеждения против «аморальности» и приняли законы против свободы личности, такие же суровые, как законы против свободы совести — те самые, которые вынудили их покинуть родину. Они привезли твердую веру в колдовство, а возможно, еще и нескольких ведьм впридачу. Эти колонисты происходили именно из тех районов Англии, которые были более всего одержимы «ведьмоманией», а именно из Ланкашира и восточных графств. Монтегю Саммерс с какой-то беспричинной антипатией пишет, что среди них было слишком много «вечно недовольных женевцев, из-за чьих ссор в Англии стало так жарко, что они уже больше не могли там оставаться». В Новой Англии ту же самую нетерпимость и ханжеское благочестие демонстрировали некоторые члены семейства

Вскоре у фей выросли прозрачные крылышки, и они стали уделом маленьких детей и местных суеверий.

Естественно, нельзя сказать, что новые концепции пришли на смену старым гладко и без конфликтов. Роберт Бертон, великий, всеми любимый и всеми обкрадываемый составитель антологий, в 1621 г., перечисляя сторонников и некоторые аргументы в пользу новой точки зрения, писал о «зеленом кружке фей или ведьм, которых мы обычно находим на равнинах… кое-кто считает их результатом падения метеора». Далее он писал: «Многие вообще отрицают существование ведьм или считают, что если даже ведьмы и есть, они не могут причинить никакого вреда… в отличие от большинства адвокатов, богословов, врачей и философов…» Это было сказано уже давно, однако гораздо раньше — почти за сто лет до этого — Джин Уир, врач герцога Клевского, в своей работе под названием «De Praestigiis Daemonum» критиковал позицию ортодоксов, хотя и верил в существование ведьм. Двадцать лет спустя, в 1584 г., доктор Реджинальд Скот из Кента опубликовал свою знаменитую книгу «Открытие колдовства» В ней он представил свою точку зрения, согласно которой общепринятые представления о деятельности ведьм — это «не что иное, как воображаемые, ошибочные концепции и нововведения», которые срабатывают «там, где распутные нехристианские обряды людей, верящих в колдовство, влияют на немолодых, подавленных, невежественных и суеверных людей, и обычно все это обнаруживается, когда из них вытягивают признания путем нечеловеческих ужасов и пыток». Сам Скот верил в призраков, однако его атака привела к тому, что все имевшиеся экземпляры его сочинения по приказу Джеймаса I были сожжены — в то время этот король только что тюрьму, он заявил, что для суда не существенно, вернется ли она домой пешком или полетит по воздуху. Однако в 1664 г. он без всякого сожаления приговорил к смерти двух старух из Эдмундсбери на основании показаний детей и человека, больного эпилепсией. В роли свидетеля со стороны обвинения и медицинского эксперта тогда выступал сэр Томаса Брауна. Однако если многие интеллигентные люди все еще верили в реальность тайных сил, противостоящих христианскому обществу, осмелевшие в тот период сторонники «здравого смысла» и «твердолобые» протестовали. И у них были все основания для этого — как, например, в случае, когда сэр Джон Холт обнаружил, что список заклинаний, принадлежавший одной пожилой женщине, которой он должен был вынести за это приговор, представлял собой тот самый кусок пергамента с нацарапанными на нем несколькими латинскими словами, которым он сам когда-то расплатился со своей квартирной хозяйкой, которой нужно было вылечить свою больную дочь (это была одна из его юношеских выходок во время учебы в Оксфорде) [79]. Этот случай и многие другие, происшедшие на пороге XVIII века, окончательно убедили законодателей и большинство начитанных людей (по сравнению со всем населением это было крошечное меньшинство, однако оно обладало гораздо большим влиянием, чем образованные люди в наше время). Между тем толпа оставалась верной своим страхам и позорному стулу [80]. К таким людям относился и доктор Сэмюэл Джонсон. Вероятно, трудности, связанные с истолкованием его полновесной ортодоксальности, и причины одолевавших его приступов душевных сомнений и неуверенности частично кроются в том, что он не вписывался в традиции личфилдской [81]молодежи со своим убогим духовным багажом на уровне Граб-стрит [82]. Как бы там ни было, он заинтересовался коклейнским призраком, а посетив остров Скай [83], поверил в ясновидение жителей Хайленда. Эддисон, которого в наши дни назвали бы довольно посредственным и отсталым эссеистом, уклонялся от окончательного решения. «В целом я верю, что такое явление, как колдовство, существовало и продолжает существовать, — писал он в 1711 г. — Но в то же время я не могу поверить ни в один конкретный пример колдовства». Пятьдесят лет спустя ему уже не нужно было бы высказываться столь осторожно. Тогда большинство авторов и тех людей, которым предназначались их произведения, считали, что на общепринятом уровне колдовство — это литературная выдумка, исторический анахронизм, деревенская забава и папистский обман. Если они вообще когда-нибудь задумывались над этим, то заблуждались, слишком доверчиво принимая неверие в колдовство. Здесь уместно упомянуть работу Бэкона «Предрассудок неверия в предрассудки». Они полагали, что естественные события имеют естественные причины и что то же самое относится и к сверхъестественным событиям.