Уильям Додд - Дневник посла Додда

Вторник, 7 августа. Около одиннадцати часов утра наш поезд остановился в Хохенштейне, чистеньком городке в двух милях от Танненбергского монумента. Нас тотчас отвезли на место битвы, где в полдень должно было состояться погребение Гинденбурга. Испанский посол и я сидели в первом ряду скамей, отведенных для дипломатов. Монумент произвел на нас большое впечатление: восемь огромных кирпичных башен высотой около шестидесяти футов, и на каждой горит неугасимый огонь, по-видимому в память о солдатах, участвовавших в войне. В честь неизвестного солдата, похороненного под Триумфальной аркой в Париже, также горит неугасимый огонь. Выходит, в Танненберге, где была сломлена мощь российской империи, немцы перещеголяли французов.

Солдаты безукоризненным прусским шагом подходили рота за ротой и наконец около трех тысяч человек в различной форме – черной, коричневой, серой и голубой – застыли на своих местах. Это были отборные солдаты всех немецких родов войск. Вскоре появились Гитлер, Геринг и Геббельс. Гитлер был в своей коричневой рубахе, с каким-то ножом на поясе, как у мясника, – почетным оружием нацистских солдат, Геринг был в форме воздушных сил, весь увешанный медалями, Геббельс – в штатском, без медалей и военных знаков различия, однако вид у него был не менее воинственный, чем у остальных. Он избежал фронта во время мировой войны, ибо страдает косолапостью и ходит прихрамывая.

На похоронах присутствовала семья Гинденбурга: две дочери и сын. Присутствовал и Мейсснер, личный секретарь президента, чье положение теперь, после смерти президента, стало весьма шатким, ибо он не посмел вступить в нацистскую партию, пока Гинденбург был жив. Говорят, будто он уничтожил завещание президента. Точно никто не знает, но все же странно, что завещание Гинденбурга не могут найти. Все говорят, что он распорядился похоронить свои останки рядом с четырьмя поколениями его предков в имении Нейдек. На трибуне было несколько пожилых генералов и среди них фон Макензен, который осенью 1916 года завоевал Румынию. Воинственного Людендорфа 9не было. Говорят, он ненавидел Гинденбурга. Вместе с Гитлером он в 1923 году участвовал в мюнхенском «пивном путче», который закончился провалом. Между ним и фюрером почему-то произошел разрыв, и они не переносят друг друга.

В надлежащую минуту военный священник прочел проповедь, очень воинственную по духу. Затем вышел Гитлер и, повернувшись к гробу, в котором лежало тело президента, произнес речь, которую закончил заявлением, что останки Гинденбурга предназначены для Валгаллы 10. Он не превозносил характер старого президента и его преданность делу своей страны, как в прошлый раз. Ни единого слова не было сказано о девятилетнем пребывании Гинденбурга на посту президента. Вся речь была насквозь пропитана военным духом, хотя в ней не содержалось вызова французам, англичанам или американцам, которые решили судьбу гогенцоллернского рейха.

В конце Гитлер повторил вчерашнюю комедию, поцеловав руки дочерям президента на глазах у всех собравшихся, причем многие отлично понимали, какую горечь испытывает семья покойного по отношению к фюреру. Потом Гитлер без промедления сел в большой самолет и улетел в Берлин. Члены дипломатического корпуса вернулись к своему поезду, который отправился в Берлин около часу дня. Погода была чудесная, и Восточная Пруссия казалась процветающей. Дожди снова возродили природу.

Когда я подошел к своему купе, меня ждал у двери молодой доктор Бергер из германского министерства иностранных дел. Ему предписано оказывать мне всевозможные услуги, какие только потребуются. Но мне не нужны услуги. Я предложил ему сесть, и он около часа пытался спровоцировать меня на критику гитлеровского режима. Я же говорил об истории, о неправильном преподавании ее во всех больших странах, и особенно в нашей стране, когда дело касается Гражданской войны. Он сказал, что в министерстве иностранных дел занимается изучением отношений с Австрией. Однако я не пожелал пускаться в критику отношений Гитлера с Австрией, ни на минуту не забывая, что он специально «приставлен» ко мне. В нашем вагоне ехал и его коллега, молодой князь фон Витгенштейн, который был менее разговорчив, но исполнял ту же неблагодарную роль мальчика на побегушках при дипломатах. Я уверен, что заставил их горько разочароваться.

Поезд целых шесть часов полз по Польскому коридору. Видимо, нам специально решили показать, как неприглядна сейчас Польша: грязные города, оборванные крестьяне и огромное множество детей – я никогда не видел их столько за такую короткую поездку. Бергер мало говорил по этому поводу, но в каждой его фразе подразумевалось, что Польша принадлежит Германии. Он показывал мне мосты и огромные промышленные предприятия, которые были построены в период немецкого владычества в Польше, – теперь все это пришло в негодность. Разумеется, поляки – отсталая нация как в политическом, так и в экономическом отношении, но почему немцы считают, что непременно должны править ими?