Майкл Грант - Греческий мир в доклассическую эпоху

Аттика действительно переживала тяжелую пору в аграрно-хозяйственной жизни и, вероятно уже была на грани гражданской войны. Главные причины такового кризиса уже были изложены. Земельные угодья сосредоточились в руках зажиточного меньшинства, тогда как население продолжало расти, и многие имения дробились между сыновьями до тех пор, пока эти наследные владения не превращались в скудные лоскутки земли, не способные прокормить хозяев. Бедняки продолжали нищать, тщетно возделывая бесплодные окраинные наделы, вжатые в холмные подножья. Воцарилось тягостное уныние, а несколько неурожайных лет сделали такое положение вконец невыносимым.

Главное бедствие заключалось в том, что разорившиеся граждане (зачастую эти люди скатывались к той установленной Драконом черте, когда невыполнение обязательств приводило к немедленному закабалению) были вынуждены занимать зерно у своих богатых соседей. Тогда они становились ёкттщороц «шестидольниками». Это понятие, вокруг которого велось немало споров, вероятно, означает, что из-за долгов земля таких людей переходила в собственность заимодавцев. Последние водружали на участках, таким образом приобретенных, деревянные или каменные закладные столбы (брог) — в знак того, что сам земледелец, угодивший в кабалу (а заодно и все его семейство), находится во власти заимодавцев до тех пор, пока не выполнит своих обязательств. Но и это еще не все: заимодавец позволял должнику продолжать возделывание этой земли лишь при условии, что он будет отдавать ему одну шестую урожая (отсюда и прозвание — «шее-тидольник»). Это была весьма обременительная повинность особенно если земля у должника была худая, так что и десятая часть (десятина) показалась бы суровым оброком, — и особенно после того, как появление писаных (драконовских) законов породило было радостные надежды, а многие другие граждане заметно поправили свои дела благодаря прибыльной чужеземной торговле.

Но Солон с большой жесткостью применил свою власть. Он отменил все долги, залогом которых стала земля или личная свобода, и впредь воспретил давать взаймы под залог свободы: так все формы долгового рабства были упразднены. Те, кто лишился своих наделов, получили их обратно. Солон сам скажет о своей заслуге:

Я убрал позор

Повсюду водруженных по межам столбов.

Была земля рабыней, стала вольною 18.

К тому же он приказал разыскать и выкупить всех проданных в рабство, куда бы их ни угнали. Солон также «урезал долю прироста» 19— иными словами, ограничил ссудный процент до приемлемого уровня.

Солон добился удивительных результатов. Но он прекрасно понимал, что ему удалось это лишь благодаря хитрому подспудному компромиссу — маневру проницательного и бдительного распорядителя.

Я меж народом и знатью, щитом прикрывая обоих,

Стал, — и ни тем ни другим кривдой не дал побеждать, —

заявлял он сам; и вот теперь многие «затаили обиду» 20. Он приструнил алчность богачей-заимодавцев, и они понесли немалые убытки, что, разумеется, не могло прийтись им по нраву. Вместе с тем вполне возможно, что он спас их от куца горшей участи, ибо не допустил полного передела земли на основе всеобщего равенства, — а именно этого требовали его сторонники-бедняки (как и в других греческих краях).

Ибо Солон, насколько можно судить по сохранившимся скудным свидетельствам, был по своим убеждениям одним из величайших в истории ревнителей умеренности. Он хотел устранить несправедливость, но избегал обеих крайностей, — а это роль чрезвычайно трудная и неблагодарная, как и поныне ежедневно показывает история. Однако следует добавить, что эта его тяга к умеренности — пусть он и отказал беднякам в радикальном переделе земли — в конце концов привела к своего рода общественному перевороту, в ходе которого свободное крестьянское большинство, былые жертвы угнетения, составило основу афинского общества, остро сознававшую свои личные права. Не нужно отрицать, что именно к этому к стремился Солон. Он не предвидел лишь одного следствия: вызволение из кабалы всех ёкт^юрсн. поставило в большое затруднение заимодавцев, разом потерявших даровую рабочую силу Им оставалось только ввозить из чужих краев огромное количество рабов, — хотя это явление стало ощутимо сказываться лишь много лет спустя.

Забота Солона о простых гражданах проявилась и в иных областях. Он был первым, кто наделил каждого гражданина правом возбуждать судебное разбирательство. Так, в ход тяжбы могла вмешаться третья сторона, защищая того, кто понес обиду, и «обида каждого стала общим делом». Здесь следует отметить одну чрезвычайно значимую подробность: вмешивающееся лицо имело право действовать независимо от своего семейства или рода. Старинные кровнородственные узы, подточенные и ранее, отныне заметно ослабли. По-ви-димому. они ослабли и еще в одном звене, ибо, желая упрочить драконовские меры, согласно которым пеню за убийство должно взыскивать государство, а не семья или род убитого, — Солон вовсе запретил семье жертвы убивать убийцу; взамен она должна была возбудить судебный иск весьма сложного свойства. Правда, здесь дело далеко не продвинулось: общественная власть оставалась еще довольно слабой. Зато был сделан важный шаг, призванный укрепить ее могущество.