Майкл Грант - Греческий мир в доклассическую эпоху

Со временем — возможно, ок. 675 г. до н. э. (хотя предлагались и более ранние, и более поздние даты), — Афины установили окончательное господство над всей материковой Аттикой, добившись подчинения от соседнего Элевсина. Этот город, во всей области уступавший место по значимости только Афинам (а позднее и Пирею), располагался у запертой среди суши бухты, восточнее небольшой Рарийской равнины (посреди плодородной Фриасийской равнины). Элевсин занимал стратегически выгодное положение напротив острова Саламин (примечание 15), у соединения дорог из Афин, между севером и югом. Поселение существовало здесь с раннего бронзового века, и благодаря своим природным укреплениям Элевсин долгое время сохранял независимость от Афин, в нем властвовали свои цари. Теперь же и он не устоял; и отныне вся Аттика превратилась в единый организм с Афинами во главе.

Элевсин был обязан своей известностью справлявшимся там мистериям (тайным обрядам инициации) в честь Деметры и ее дочери Персефоны (или Коры, то есть Девы). Культ Деметры, в той или иной форме, существовал уже в период поздней бронзы (в микенскую эпоху), или, по крайней мере, начиная с XI века до н. э. Ибо к этому времени относятся, судя по всему, остатки мегарона (прямоугольного чертога), который, очевидно, служил первым святилищем богини. Позднее было воздвигнуто круглое сооружение с апсидами — возможно, ок. 800 г. до н. э. К этой поре относятся многочисленные женские захоронения, обнаруженные неподалеку; вероятно, это были жрицы.

Миф рассказывал о том, как богиня (по-видимому, вобравшая черты доэллинского хтонического божества и месопотамской богини зерна) горевала о похищении дочери Персефоны Аидом (Плутоном), богом подземного царства. Похищение Персефоны привело к тому, что всякое плодородие на земле иссякло, — подобно тому, как с исчезновением хеттского бога Телепинуса в полях не растут злаки, а животные перестают давать приплод; сходные мотивы проглядывают в месопотамской и ханаанской мифологии (Приложение 1).

Скитаясь по земле в поисках дочери, Деметра достигла Элевсина. Дочери местного царя Келея увидели, как она сидит возле колодца, и привели ее в царский дом. Там она принялась нянчить царского сына, и произошло много чудес. Богиня открылась элевсинцам и поселилась в храме, построенном для нее. Там она жила до тех пор, пока Зевс не решил, что Персефона будет проводить треть года под землей, возвращаясь на остальное время в мир живых. Тогда Деметра вернула земле плодородие и сама засеяла пашни Рарийской равнины первыми семенами злаков. А прежде чем удалиться с дочерью к себе на Олимп, она посвятила Келея в «свои сокровенные обряды и все свои мистерии».

Как и заставляет предположить само слово «мистерия» (от глагола рйе™, «хранить тайну»), эти ночные священнодействия, вершившиеся при свете факелов, оставались тайной — в соответствии с первобытным представлением о том, что посторонним не дозволено знать ни истинных имен богов, чтимых узким сообществом, ни того, как можно заручиться их помощью. К тому же это было чем-то вроде расширенного семейного культа, к отправлению которого, по идее, глава семейства допускал кого хотел. Но в то же время мистерии Деметры едва ли были или оставались совсем уж тайными, потому что в позднейшем святилище могло уместиться около четырех тысяч почитателей. Допускались же до посвящения в таинства все мужчины, женщины и дети, говорившие на греческих наречиях, включая рабов, — за исключением тех людей, на ком лежала скверна душегубства.

Судя по сохранившимся отрывочным свидетельствам, в разыгрывавшихся обрядах изображалось похищение Персефоны и появление в Элевсине Деметры, блуждающей в ее поисках, а когда таинства достигали вершины, те факелы, что освещали представления, выбрасывались в воздух. По-видимому, там устраивались еще и целые шествия с изображениями детородных органов и фигурками совокупляющихся мужчин и женщин 12, потому что считалось, что человеческая любовная страсть способствует произрастанию урожая. По той же причине мисты — участники таинств — осыпали друг друга бранью, выкрикивая непристойности (считается, что именно так родились язвительные стихи — ямбы).

Приблизительно к 600 г. до н. э., спустя несколько поколений после подчинения Элевсина афинянам, они подняли местный культ до панэллинского статуса. Такое общегреческое воодушевление объяснялось, прежде всего, стремлением к загробному блаженству, которое таили мистерии для людей, прошедших последовательные ступени посвящения: каждый новый урожай олицетворял возрождение жизни после смерти 13, ничуть не схожее с мрачными картинами, описанными в гомеровских поэмах. Как сказал Пиндар: