Аркадий Гордин - Пушкин в Михайловском

В старших дочерях Прасковьи Александровны и в её падчерице Пушкин нашёл тот тип уездных барышень, который описал в «Онегине», затем в «Барышне-крестьянке», где есть такие строки: «Те из моих читателей, которые не живали в деревнях, не могут себе вообразить, что за прелесть эти уездные барышни! Воспитанные на чистом воздухе, в тени своих садовых яблонь, они знание света и жизни черпают из книжек. Уединение, свобода и чтение рано в них развивают чувства и страсти, неизвестные рассеянным нашим красавицам. Для барышни звон колокольчика есть уже приключение, поездка в ближний город полагается эпохою в жизни, и посещение гостя оставляет долгое, иногда и вечное воспоминание. Конечно всякому вольно смеяться над некоторыми их странностями; но шутки поверхностного наблюдателя не могут уничтожить их существенных достоинств, из коих главное: особенность характера, самобытность (individualité), без чего, по мнению Жан-Поля, не существует и человеческого величия. В столицах женщины получают, может быть, лучшее образование; но навык света скоро сглаживает характер и делает души столь же однообразными, как и головные уборы».

Тригорское давало Пушкину и дружеское участие, и отдохновение, и материал для творчества.

Аннет и Зизи Вульф были непохожи друг на друга, каждая обладала ярко выраженной индивидуальностью. Формированию их характера много способствовали домашнее воспитание, близость к природе, деревенская свобода и чтение.

Особенно много читала ровесница Пушкина Анна Николаевна. Она была мечтательница, в детстве воображала себя героиней любимых книг, мечтала выйти замуж только за принца или «исторического героя вроде Нумы Помпилия или Телемаха». Романтическая и замкнутая, она была способна на сильное глубокое чувство, что доказала её долгая безответная любовь к Пушкину. Она преклонялась перед ним, но он кроме дружеских чувств к ней ничего не питал. Как считала двоюродная сестра и лучшая подруга Анны Николаевны — Анна Петровна Керн, Пушкина в женщинах «гораздо более очаровывало… остроумие, блеск и внешняя красота. Кокетливое желание ему понравиться не раз привлекало внимание поэта гораздо более, чем истинное и глубокое чувство, им внушённое» [96] Керн А. П. Воспоминания о Пушкине, Дельвиге и Глинке. — В кн.: Керн А. П. Воспоминания, дневники, переписка, с. 54. . Говоря о глубоком чувстве, Керн в первую очередь имела в виду именно Анну Николаевну.

Когда Пушкин встречал её в 1817 и в 1819 годах, она была в расцвете юности. Теперь это минуло, осталось позади.

Жилось Анне Николаевне невесело, личная жизнь её не сложилась. В отношении к ней матери не было ни тепла, ни понимания. Появление в их доме Пушкина — уже знаменитого поэта, молодого человека, поставленного судьбою в сложные жизненные обстоятельства, несправедливо гонимого, стало эпохой в её жизни, как и в жизни всего Тригорского.

Жуковский, Вяземский, Дельвиг, Плетнёв… Ранее их знали здесь лишь по журналам, а теперь через Пушкина обитательницы Тригорского сблизились с ними — с кем письменно, с кем лично, вышли из узкого маленького мирка в большой широкий мир, приобщились к чему-то значительному, важному.

Особенно радовало это Прасковью Александровну и Анну Николаевну. Евпраксия — дома её звали Зина или Зизи — в то время была ещё слишком молода, чтобы оценить это в полной мере.

Весёлая, непосредственная, живая, не испытавшая ещё ни невзгод, ни разочарований, она просто жила и радовалась жизни. Ей только что минуло 15 лет, и в ней было много ребяческого.

Пушкин позже писал ей стихи;

На книгах, которые поэт дарил младшей Вульф, он делал шутливые надписи. На одной из них («Народные баллады и песни» на французском языке) написал: «Любезный подарок на память от г-на Пушкина, заметного молодого писателя».