Аркадий Гордин - Пушкин в Михайловском

В тех же газетах и журналах, где публиковались сведения об «ужасном заговоре» и его участниках, печатались объявления о продаже Собрания Стихотворений Пушкина и лестные отзывы о них. Так, 5 января 1826 года газета «Русский инвалид» извещала: «Стихотворения Александра Пушкина. 1826. Собрание прелестных безделок, одна другой милее, одна другой очаровательнее. Продаются в магазине И. В. Слёнина у Казанского моста; цена 10 руб., с пересылкою 11 р.»

Уже 27 февраля Плетнёв писал в Михайловское: «Стихотворений Александра Пушкина у меня уже нет ни единого экз., с чем его и поздравляю. Важнее того, что между книгопродавцами началась война, когда они узнали, что нельзя больше от меня ничего получить». Это было лучшим доказательством его популярности и сочувствия к нему. Выдающийся поэт, к тому же пострадавший за свои убеждения… Появление Собрания его стихотворений стало чрезвычайным событием.

В первые, самые трудные месяцы после приезда в Михайловское, желая ободрить и вдохновить поэта, Жуковский предлагал ему «первое место на русском Парнасе». Теперь это место бесспорно принадлежало ему, Пушкину. Он завоевал его, добился всеобщего признания, добился того, к чему давно стремился,— материальной независимости, возможности жить литературным трудом.

Ссылая его в глухое Михайловское, Александр I и другие недоброжелатели твёрдо надеялись на иной исход. И были разочарованы. Одесская эпиграмма на Воронцова — «Певец Давид был ростом мал, но победил он Голиафа»— оказалась пророческой. Давид победил Голиафа. Победил одиночество, «бешенство скуки», мучительное положение «ссылочного невольника», полицейские путы, связывающие его по рукам и ногам. Он мог бы гордиться и испытывать удовлетворение. Но в зимние дни начала 1826 года им постоянно и неотступно владела тревога. Тревога за себя, но ещё более за друзей. («Мне было не до себя»,— как писал он Жуковскому.)

В «Подробном описании происшествия, случившегося в Санкт-Петербурге 14-го декабря 1825 года», публиковавшемся в конце декабря, среди главных виновников названы были Пущин и Кюхельбекер. Пущин был арестован, а про Кюхельбекера было сказано, что он «вероятно погиб во время дела».

Несколько дней спустя под пером Пушкина на полях рукописи пятой главы «Евгения Онегина» появляются их профили. И ещё — Рылеева. А между ними и его собственный. Один из профилей Кюхельбекера — с опущенной головой и закрытыми глазами.

Но, как скоро выяснилось, Кюхельбекер не погиб. После разгрома восстания, в котором он участвовал с оружием в руках, чуть не прямо с Сенатской площади, переодевшись в нагольный тулуп, Кюхельбекер вместе со своим слугой Семёном Балашовым бежал из Петербурга. Его искали. Повсюду, в том числе по Псковской губернии, были разосланы приметы «государственного преступника» Вильгельма Кюхельбекера: «Росту высокого, сухощав, глаза на выкате, волосы коричневые, рот при разговоре кривится, бакенбарды не растут, борода мало зарастает, сутуловат».

Следя за газетами, прислушиваясь к разговорам в Тригорском, Пушкин старался быть в курсе событий, но много ли он мог узнать в своей глуши?

Не выдержав неизвестности, он отправился в Псков, рассчитывая здесь узнать что-то более определённое. Выехал поутру 9 февраля вместе с П. А. Осиповой, её старшей дочерью и племянницей Netty Вульф, направлявшимися в тверское имение Малинники.

В Пскове Пушкин остановился на Сергиевской улице в доме коренного псковича Гаврилы Петровича Назимова — участника войны 1812 года, штаб-ротмистра в отставке, которого, вероятно, знал ещё по Петербургу. Двоюродный брат Назимова Михаил Александрович, штабс-капитан лейб-гвардии пионерного полка, член тайного Северного общества, был среди арестованных…

Постоянными посетителями дома отставного штаб-ротмистра были люди военные: приятель хозяина дома Н. А. Яхонтов, дальний родственник М. И. Кутузова, находившийся в 1812 году при фельдмаршале в качестве секретаря и переводчика, молодые офицеры И. Е. Великопольский и Ф. И. Цицианов, служившие в дивизии И. А. Набокова. Яхонтов, как и Назимов, был коренным псковичом — на псковской земле жили его деды и прадеды, Великопольский н Цицианов оказались здесь после расформирования гвардейского Семёновского полка, где оба начинали свою службу. В 1820 году солдаты-семёновцы, не вынесшие издевательств аракчеевского ставленника полковника Шварца, взбунтовались. Полк был расформирован, офицеры из Петербурга переведены в провинцию в армию. Так Великопольский и Цицианов оказались в Пскове.