Михаил Елисеев - Нашествие Батыя на Северо-Восточную Русь

Степняки быстро пристрелялись. В город полетели первые зажигательные снаряды и горшки с нефтью, от чего здесь и там стали заниматься пожары, которые горожане старались сразу затушить. Обстрел велся непрерывно, городские стены и башни содрогались под ударами камнемётов, а ров, невзирая на страшные потери среди атакующих, был завален уже во многих местах. Монгольские тысячи начали выдвигаться к городским валам. Нукеры тащили лестницы и верёвки с крюками, по которым они будут карабкаться наверх. Со стен казалось, что чёрная туча надвигается на столицу. Смятение стало закрадываться в души защитников. Ведь многие из тех, кто сейчас стоял на башнях и городницах Владимира-Суздальского, оружие держали первый раз в жизни, а потому всё, что творилось вокруг, их пугало и устрашало. Когда под мощными ударами метательных снарядов стали рушиться городские укрепления, появились первые бреши и проломы, некоторые ратники не выдержали, покинули свои места на стенах и побежали в город.

Но свернув на улицу, ведущую к Торговым воротам, беглецы остановились. Прямо на них, уминая тяжелыми сапогами почерневший от золы и пепла снег, шла длинная колонна закованных в доспехи гридней. Отблески пожара играли на остроконечных шлемах и пластинчатых панцирях дружины, на больших красных щитах с золотым владимирским львом. Впереди, положив на плечо тяжёлый двуручный меч, шагал князь Мстислав, порывы ветра развевали алый плащ за его плечами. Увидев охваченных паникой ратников, князь махнул гридням рукой и побежал по направлению к валу, за ним, гремя оружием и доспехами, последовали дружинники. Они успели вовремя.

Несмотря на стрелы и камни, на потоки смолы и кипятка, монголы уже вскарабкались на вал и собирались войти в город. Князь Мстислав первым шагнул в пролом и ударом меча распластал пополам размахивающего саблей степняка. Затем князь рубил врагов не переставая, и посечённые нукеры один за другим скатывались вниз по ледяному откосу. Подоспевшие гридни ударами щитов сталкивали багатуров с вала, били их палицами и рубили боевыми топорами. Яростная сеча кипела на укреплениях стольного города. Нукеры карабкались на вал, а затем по лестницам и верёвкам пытались забраться на стены и башни. Русские ратники залезали на двухскатную кровлю городниц и оттуда метали во врагов копья и камни. Лестницы отталкивали длинными рогатками, а веревки с железными крюками перерезали засапожными ножами.

На место убитых степняков спешили новые, а гридней, ратников и ополченцев заменять было некому, все, кто мог, уже участвовали в этом сражении. Весь день кипело яростное побоище, монголы пыталась прорваться на улицы столицы, но защитники стояли насмерть и не пустили орду в город. Жестокие схватки происходили в проломах и на валах, на башнях и стенах, но Владимир-Суздальский устоял, и когда на землю опустилась ночь, монголы отхлынули прочь от городских укреплений. И вновь ревели русские боевые трубы, на этот раз празднуя победу. Однако многие понимали, какой страшной ценой эта победа далась.

Пусть и сверхчеловеческим напряжением сил, но владимирцы сумели отстоять свой город, невзирая на техническое и численное превосходство монголов: « Ночью же весь град огородили тыном, поутру в субботу стали пороками бить и выбили стены немалую часть, где люди, бившись в течение долгого времени, стали изнемогать, однако ж бились до ночи и во град их не пустили » (В.Н. Татищев, с. 728). Яростные бои 6 февраля не принесли Батыю успеха. И хотя русские одержали в этот день победу, на общий исход осады она уже не могла повлиять. Дело в том, что если для орды потеря нескольких тысяч воинов была ударом тяжёлым, но не катастрофическим, то для защитников города это было смерти подобно.

Собравшись на военный совет, князья и воеводы подвели итоги, и они оказались безрадостные – почти половина ратников полегла на городских валах, отражая монгольский штурм. Летописец очень хорошо передает царившие среди владимирской военной и политической верхушки настроения: « Утром увидели князья Всеволод и Мстислав и епископ Митрофан, что город будет взят, и, не надеясь ни на чью помощь, вошли они все в церковь святой Богородицы и начали каяться в своих грехах. А тех из них, кто хотел принять схиму, епископ Митрофан постриг всех: князей, и княгиню Юрия, и дочь его, и сноху, и благочестивых мужчин и женщин » (Из Тверской летописи). В том, что князья пришли перед последней битвой на исповедь, нет ничего удивительного, но как быть с информацией о том, что они постриглись в монахи? Ведь данная информация подтверждается текстами Ермолинской, Львовской и Никоновской летописей. Причем в Никоновском летописном своде отмечается, что постригся в монахи даже Петр Ослядюкович и « вси боаре и людии » (т. 10, с. 108). Попробуем разобраться в ситуации и для этого сопоставим имеющиеся в нашем распоряжении письменные источники.