Антон Посадский - Зеленое движение в Гражданской войне в России. Крестьянский фронт между красными и белыми. 1918—1922 гг.

Наркомпути Марков телеграфировал 26 мая 1919 г.: на станции Пиза в течение нескольких суток скопилось до 15 тысяч мешочников. «Собравшись на митинге, мешочники единогласно постановили пробить у наркомпути немедленной высылки паровоза на станцию Пиза для дальнейшего следования». Штаб войск ВЧК сделал срочное распоряжение комбату Симбирского батальона о немедленной высылке отряда на станцию Пиза 514. Через недалекий саратовский Кузнецк мешочниками провозилось ежедневно от 500 до 3 тысяч пудов муки и зерна. В некоторых поездах удалось произвести осмотр-реквизицию, в других осмотр не произведен из-за вооруженности мешочников, причем «осмотр» повлек несколько жертв (24 мая) 515. Как раз в эти дни по соседству, в Балашовском, отчасти Сердобском уездах Саратовской губернии полыхало открытое массовое зеленое восстание.

Коллапс транспортной инфраструктуры служил лучшей защитой для имеющего хлеб населения. Осваговская сводка за март 1919 г. прямо указывала, что «исключительно благодаря расстроенному транспорту Екатеринославская губерния еще не разделила общей голодной участи Совдепии» 516. Мешочничество также в 1919 г. оказывается под властью организованных профессионалов, вытесняя на обочину добытчиков для себя. Организованные мешочники обзавелись даже своей униформой — форменными серыми пальто; они активно скупали у красноармейцев обмундирование. Для наблюдателей, да и заградотрядов, часто могли сойти за военных, что помогало им в их деятельности 517. Естественно, в тех местах, где господствовали зеленые, заготовительная деятельность большевиков прекращалась или затормаживалась и открывались возможности для неформальной хозяйственной активности населения. Так, в Череповецкую губернию, образованную из части Новгородской, ехали петроградцы в поисках молока и масла. Псков стал центром мешочнической торговли для всего Северо-Запада 518. Центральная площадь Вологды, переименованная в «Площадь борьбы со спекуляцией», была местом самой широкой торговли, и никакой «борьбы» с нею заметно не было 519. Как известно, в этих местах были весьма сильны зеленые, контролировавшие значительные сельские пространства. Надо полагать, что профессиональные корпорации мешочников вполне находили общий язык с ядром зеленых и дезертирских корпораций.

Калужская «Коммуна» жаловалась: «Спекуляция, словно болезнь, охватила подгородние деревни. Никакие заградительные отряды, стеснения и лишения не останавливают любителей легкой наживы, потерявших ум в погоне за «керенками». «Дорогие гости» с мешками и котомками готовы прыгнуть на крышу вагона, опуститься в трубу пыхтящего паровоза или привязать себя к буферам. Зараза глубоко въелась в душу подгороднего крестьянина. Кто скажет, как ее вылечить?» 12 января 1919 г. были утверждены правила для заградительных отрядов и их начальников. Запрещалось провозить зерно, муку и крупу; эти товары при обнаружении отбирались. Разрешается провозить каждому: хлеба печеного — 10 фунтов, мясных продуктов — 5 фунтов, масла — 2 фунта, сала — 2 фунта, кондитерских изделий или сахару — 2 фунта, а всего вместе не более 20 фунтов. На осмотр поезда отводилось не более 15–20 минут и только в исключительных случаях — до 1 часу 520. А.Ю. Давыдов пишет о социальной мимикрии, в частности обширном рынке поддельных документов. Враги по своим социальным ролям научались находить негласные способы сосуществования. Так, начиная с 1919 г. и до конца военного коммунизма редки сообщения о перестрелках между мешочниками и «заградителями» 121.

Темы мешочничества и дезертирства, зеленовщины могли пересекаться прямо-таки буквально. Так, в Вятском и Котельническом уездах в конце мая 1919 г. наблюдалось массовое паломничество за хлебом в прифронтовую полосу, что страшно затрудняло продвижение отрядов, находившихся в командировке по очистке лесов Вятской, Костромской и Северодвинской губерний от дезертиров 522.

Советская политика в продовольственном вопросе была неизбежно противоречивой, ибо требовалось согласовать доктринальные положения с потребностями жизни. Показательно, что наиболее жестокий нажим на торговлю приходится как раз на вторую половину 1919 г. 523, время самых упорных боев на «бело-красном» фронте и массового зеленого движения. Следующая атака придется уже на период окончания большой войны — конец 1920 г., и завершится введением нэпа.

Дезертиры, так сказать, профессиональные, они же наиболее упрямые зеленые, неизбежно оказывались в некоей серой зоне между основным массивом крестьянства, властью и миром преступным. Участник Тамбовского восстания оставил интересную зарисовку развития взаимоотношений деревенского сообщества с дезертирами. Они стали появляться в чащах и оврагах с осени 1917 г., с крестьянами устанавливали меновую торговлю. В 1918 г. дезертирские группы стали стремительно расти, к местным скрывающимся дезертирам добавился пришлый элемент — бежавшие из Красной армии. Дезертиры стали смелее, облагали деревни данью, но не боялись и столкновений с продотрядами. Деревня страдала от бесцеремонных поборов, но нуждалась в дезертирах как острастке для большевиков. Согласно этому автору, в районе Знаменки Тамбовского уезда именно с обращения ограбленных продотрядом крестьян к местным дезертирам и началась широкая повстанческая борьба уже в рамках антоновщины 524. Один из идейных борцов против советской власти на Рязанщине Сергей Никушин вынужденно общался с «безыдейными» дезертирскими отрядами, оказывая и получая поддержку, делясь добычей и т. п., и, очевидно, тяготился таким союзничеством. Отделяли себя от «уркаганов» и зеленые повстанцы Псковщины, в то время как советская сторона усиленно лепила образ дезертира-зеленого как уголовника и беспробудного пьяницы 525. Летом 1920 г. в борисоглебских краях «поездки производились исключительно днем, так как ночью ездить было опасно вследствие случавшихся на дорогах ограблений с убийствами, что советская власть приписывала зеленым, а зеленые и крестьяне (а многие ли в то время из крестьян Борисоглебского уезда не были зелеными, хотя бы в душе только?) — большевикам. В действительности же этим делом занимались обыкновенные разбойники, пользовавшиеся неорганизованностью милиции, ее трусостью и ленью» 526. В коллекции самооценок участников войны Гражданской есть «бандиты». Один из них, участник грабительской шайки, так вспоминал о взаимоотношениях с зелеными: «Мы глубоко в лес ушли, оттуда и налетали. Только очень нам зеленые мешали. Добудешь всего, запразднуешь, а они навалятся, все у нас заграбастают — и нет их! Мы им уже на сосне прокламацию клеили, чтобы шли они в бандиты и работали совместно. Ответили они письменно: «Нет, мы зеленые, а бандитов брезгаем» 527. Перед нами интересный пример лесной щепетильности. Похоже, зеленые нашли способ поддерживать свое существование, грабя грабителей.