Решить такую проблему крайне трудно. Мы, солдаты, жаловались на то, что у нас недостает офицеров, чтобы увеличить армию. Каково же ему, которому надо воспитывать 25 миллионов взрослых немцев? Откуда взять политических офицеров? Недостает даже журналистов, способных пристойно писать для газет. Эту проблему удастся преодолеть лишь лет через тридцать. Так что же, до этого момента ему отказаться от своего замысла? Ни в коем случае, пусть из–за неумелых рук многое и идет вкось.
Мы должны сейчас мировоззренчески воспитывать молодых людей. Заниматься этим лишь в рядах СА — неверно. Для 60 миллионов немцев хватит СА численностью в 1–1,5 миллиона человек. Туда должны вступать лишь те, кто по–настоящему жаждет политической борьбы. Для массы же остальных организацией, определяющей становление политической воли, должен быть Трудовой фронт [300]. Рядом с ними может спокойно существовать и Солдатский союз, не вмешиваясь в их дела. Он сам тоже состоит в Союзе своего бывшего полка [301]. Пять лет назад они страшились его появления как черт святой воды. Сейчас, конечно, он весьма почитаем, и они больше не отменяют мероприятия, прослышав, что он придет. Он вполне понимает, что люди, когда–то жившие вместе в казарме, хотят снова увидеться. Они спокойно могут этим заниматься и не помешают тем самым ни СА, ни кому–либо иному. Но всё нужно организовывать лишь на добровольной основе, без принуждения. В остальном он не советует министру слишком вникать в эти дела. «Вы чересчур интересуетесь деталями. Мне тоже приходится ограничивать себя. Если бы я этого не делал, у меня уже давно случился бы нервный срыв».
Было весьма интересно слушать его речь, хотя у меня было ощущение, что он тратит на это дело чересчур много времени. После своей речи Гитлер несколько потух. Чувствовалось, что он затратил много сил. К остальному, что обсуждалось, он не проявлял особого интереса. В заключение он сказал, что согласен с проектом документа, который, однако, не вполне соответствовал его прежним рассуждениям. Я этому, надо сказать, слегка удивился. Однако, когда он через несколько дней его подписал, он попросил генерал–полковника еще раз обдумать, хочет ли тот действительно использовать документ в таком виде. Он не советует. — После совещания он простился с нами очень дружелюбно и тепло.
Письмо матери, [Берлин] 17 марта 1935 г.
BArch. N 265/150. Bl. 24–26
Билеты для путешествия в Кёнигсберг уже лежали в ящике стола, завтра утром мы должны были отправиться в путь, но неожиданное решение фюрера покамест перечеркнуло все планы [302]. Еще осенью он сказал, что не сможет ввести всеобщую воинскую повинность до 1936 г. и собирается поднять занавес лишь тогда, когда новая армия выстроится на сцене в полной готовности. Но сейчас в качестве ответа на угрозы французов он решил действовать немедленно и провернул всё с такой внезапностью, что удивил даже нас. Еще днем в субботу мы, немногие посвященные в министерстве, знали лишь, что что–то затевается: главнокомандующий сухопутными войсками [303]был вдруг вызван от министра к фюреру. В четыре часа дня нас, ждавших в министерстве, распустили, намекнув, что до понедельника мы не понадобимся. Но уже через два часа вечерние газеты на улицах сообщали о введении воинской повинности.
Трудель верно сегодня сказала, что старая немецкая сага из «Песни о Нибелунгах» снова становится реальностью: «Сломанный меч героя выкован снова». — И теперь он найдет своего Зигфрида, который умеет с ним обращаться. То есть нас ждет работенка. […]
Письмо родителям, [Берлин] 22 сентября 1935 г.
BArch. N 265/150. Bl. 50–52
[…] Служанок в Берлине теперь как собак нерезаных, так как от евреев им приходится уходить [304]. Да и служанки неарийцев тоже разбегаются, так как боятся попасть в щекотливое положение. Надеюсь, что Трудель найдет подходящую и не слишком дорогую. Изданы строжайшие предписания более не предпринимать против евреев никаких одиночных акций. Очевидно, всемогущий Шахт [305]весьма энергично требовал этого. Говорят, что готовится вообще альтернативная оценка вопроса о неарийцах. При разделении людей на государственных подданных и граждан рейха, лишь последние из которых должны иметь все права, возникают — если не признавать неарийцев — непреодолимые трудности. Для многих и вовсе невозможно точно установить, кем были их предки. Рассказывают, что будущий лозунг будет не «За уничтожение каждой капли еврейской крови», а наоборот «За заботу о каждой капле арийской крови». Правда ли это, не знаю.
Читать дальше