Ночью я проснулся из–за пулеметной стрельбы. В 1000 метров от моего дома партизаны попытались перерезать телефонный кабель. Ранее снег сковывал свободу их передвижения. Теперь они пробираются везде. Недавно я ночевал в Смоленске. Там я пережил двухчасовой, довольно мощный авианалет. А еще недавно возле моей машины упал тяжелый снаряд, но все эти случаи были довольно безобидны. В ближайшее будущее мы глядим с беспокойством. Становится всё яснее, что противник готовит мощный удар против глубоких флангов моей армии, нанеся который он сможет завершить окружение Клюге. С начала марта на восточном и южном направлениях я отражаю продолжающееся крупное наступление против моей армии. Атаки, как тебе известно, не прекращались. Крупный же удар, должно быть, последует 1 мая. Мы предупредили верхи и наконец–то были услышаны. Им наверху это, конечно, создает неудобства, но ничего не поделаешь. В конечном счете суть в том, что сейчас в России ход вещей определяет противник, а не мы.
Письмо жене, [Спас–Деменск] 25 апреля 1942 г.
BArch. N 265/156. Bl. 45f.
Неделя непрерывных и тяжелейших боев позади. В целом на Востоке всё относительно тихо. Но на нашем участке фронта, несмотря на грязь, воду и невозможность передвижения, продолжается большое сражение. Армия находится в такой дьявольской ситуации, что русские практически вынуждены атаковать. Против нас они выставляют всё новые и новые дивизии, катят всё новые и новые танки, на позиции выходит всё больше и больше артиллерии. Пока я пишу это в 23:30, на каждую написанную строчку приходится по 3–4 разрыва тяжелых снарядов. И мы постоянно под угрозой того, что потеря даже малейшей территории, буквально сотни метров, приведет к перерезанию нашего пресловутого шоссе. У всех роль играют километры, у нас же — буквально сантиметры. И за всем ныне происходящим маячит большое наступление, приготовления к которому мы можем наблюдать, но не в силах противопоставить ему что–то серьезнее паутинной сеточки. Оно должно быть направлено именно против меня, и в этот раз я должен быть окружен.
Кажется, мало–помалу и у людей наверху открываются глаза. Три дня у нас провел генерал Бл[юментритт] [236]из ОКХ, который раньше сам был здесь начальником штаба, очень реалистичный и здравомыслящий человек, который ясно увидел, как у нас обстоят дела: наши войска, подобно узенькой нитке жемчуга, протянуты между двумя фронтами, и ни вперед, ни назад двигаться они не могут, а резервов для исправления ситуации у нас не имеется, не говоря уже о том, чтобы по своему почину атаковать противника. Ничего другого не остается, кроме как затыкать самые горячие участки, прекрасно осознавая, что из–за этого образуются дыры на других направлениях. Остряки уже предложили воткнуть вдоль наших так называемых позиций таблички с надписями на русском: «Проход воспрещен!» Потому что солдат у нас нет. Медленно, но верно наши войска растираются в труху, если уже не растерты. Командиры тут посчитали: еще три недели, и тогда я передам сообщение — осталось 0 солдат! Вот так выглядят наши дела.
Но на самом верху по–прежнему надеются, что всё закончится хорошо, раз за прошедшие четыре месяца ничего не произошло. Прямо сейчас артиллерийский обстрел идет практически без пауз, так что мой дом дрожит, и стекла дребезжат. Вдобавок из–за распутицы наше шоссе стало совершенно непроходимым. На протяжении 102 километров, на которые оно растянулось, теперь бездонное болото. Три дня назад пришлось остановить любое передвижение по нему. Ничто больше не может проехать, и грузовики, и гужевые телеги просто застревают в грязи по колеса. Такое чувство, что нам как по сговору выпали все трудности и неприятности, о которых только можно помыслить! […]
Запись в дневнике, [Спас–Деменск] 28 апреля 1942 г.
BArch. N 265/13
Атака 98–й пехотной дивизии на Павлово провалилась. Вчера я приехал домой с последнего совещания с чувством: всё, что было в человеческих силах, сделано. Тем не менее — неудача.
Когда утром не поступило сообщений об успехе наступления, я начал с подозрением смотреть на дело. Я дал запрос XII корпусу вторично задействовать «Штуки» по деревне. Корпус отказался, поскольку машины очень сильно изношены. По правде говоря, еще бы могли летать. К полудню картина стала ясна: противник контрударами опять отразил наступление наших войск.
Повсюду царит исключительная депрессия. Я тоже могу сказать, что потрясен. Из 850 атаковавших потеряли 12 офицеров и 458 бойцов и ничего не добились.
Читать дальше