Готхард Хейнрици - Заметки о войне на уничтожение [Восточный фронт 1941–1942 гг. в записях генерала Хейнрици]

Письмо жене, [Спас–Деменск] 28 апреля 1942 г.

BArch. N 265/156. Bl. 47

[…] Сегодня опять был очень плохой день. Полный провал важного для нас наступления. Всё подготовили кропотливо, как только возможно. И всё равно неудача: большие потери, ни крупицы успеха. Войска уже на самом пределе.

Позавчера ночью русские бомбардировщики задали нам жару. Потерь нет.

Сегодня всё покрыло глубоким снегом.

Отчет семье, [Спас–Деменск] 8 мая 1942 г.

BArch. N 265/156. Bl. 1–3, рукопись, черновик

Когда я писал свой последний отчет, было 11 декабря. Тогда вокруг был снег и лед. Сегодня 8 мая, и всё так же в воздухе кружатся снежинки, а температура на термометре ночью падает до -3–4°. Хотя природа и окрасилась из белого цвета в коричневый, но общее ощущение зимы так и не исчезло.

Сейчас период распутицы: дорог, по которым можно было бы проехать, больше нет. Наша единственная линия снабжения, шоссе, которое русский в течение четырех месяцев пытался перерезать ценой жертв тысяч солдат и дюжин танков и всё же не преуспел в этом, ушло под воду и часто закрыто целыми днями. А еще лишь две с половиной недели назад это была дивная и чудесная дорога. Сегодня же большей частью оно по колено в грязи, в которой тонет всё, что должно продвигаться. Тысячи военнопленных, местных жителей, солдат стройбатальонов пытаются привести его в порядок, настилая гати. Но получается лишь заштопать отдельные участки. 10–сантиметровое щебеночное покрытие продырявлено, а под ним — дорожное полотно из глинистого мокрого грунта. Наши тяжелые немецкие грузовики просто перемалывают этот грунт сверху донизу. В общем, безнадежная ситуация, пока солнце, тепло и сухость не придут на помощь. Но даже и тогда шоссе, наша автострада, остается проселочной дорогой худшего сорта.

На данный момент мы питаемся еще не воздухом, хотя и по воздуху. Неутомимые «Ю» завозят боеприпасы и продовольствие, точно так же как неделями они это делали зимой. Так еще можно поддерживать людей, но не лошадей. В январе здесь еще имелись остатки корма. В феврале тыловые области, откуда можно было бы его взять, заняли десантные войска и партизаны. Вот тут и началась нужда для наших лошадей. Вся солома с крыш была снята и скормлена. Но и этому пришел конец. Тысячи пали от истощения. Оставшиеся используются на износ и едва получают корм. Начавшаяся распутица удваивает требования к животным. Так что по части мобильности мы пребываем в плохом состоянии.

Из–за наступившей распутицы, быть может, еще и из- за ожидания крупного немецкого наступления, в последние дни плотность русских атак снизилась — впервые с 11 декабря. Пять месяцев подряд, без передышек, непрерывным валом шли атака за атакой на наши траншеи. Вновь и вновь, раз за разом, как морская волна, бьющаяся о берег, русский накатывался на наши позиции. На самых горячих участках битвы остались поля, усеянные трупами. Дабы компенсировать потери, русский закачивал всё новые пополнения в свои потрепанные соединения. Новых солдат, которые только вчера прибыли, сегодня уже гнали в бой. Когда их снова разбивали, на их место вставали свежие дивизии. И этому не было конца.

Зима, которую русский называл своим союзником, в некотором отношении всё же оказалась его врагом. Поскольку пробиваться по колено, а чаще по пояс в снегу против пулеметов, пока те продолжают стрелять, — предприятие разорительное, требующее большого кровопролития. То же мы узнали и на собственной шкуре, когда обстоятельства вынуждали нас атаковать. Прежде всего две вещи позволили нам удержать наши позиции зимой: наша артиллерия и превосходство в воздухе. К примеру, на участке фронта шириной всего в 8 километров, на котором наступали русские, с нашей стороны меньше чем за месяц было произведено порядка 50 000 артиллерийских выстрелов и сброшен почти миллион килограммов бомб. Только благодаря этой поддержке наша ослабленная потерями пехота смогла выстоять. Иначе ничего бы у нас не вышло.

Но для всех, кто выдержал эту зиму, она стала невероятной нагрузкой на нервы. В войсках исчезающе мало осталось тех, кто протянул с 22 июня до сегодняшнего дня. Но и в высоких штабах люди знают, что было сделано. Для многих, как и для меня, всё это время с начала кампании и до настоящего дня было одной непрерывной бесконечной битвой, без увольнений, без отпуска, без покоя. В Первую мировую войну ничего подобного не происходило. И тогда мы не бывали в подобных сегодняшним кризисных ситуациях, которые сейчас стали почти нормой и с которыми мы всегда, как по волшебству, справляемся. Когда выяснится, со сколь слабыми силами, перед лицом каких проблем, в каком состоянии мы всё это делали, — тогда, наверное, люди изумятся. Нас же больше ничто не удивляет.