Готхард Хейнрици - Заметки о войне на уничтожение [Восточный фронт 1941–1942 гг. в записях генерала Хейнрици]

Письмо дочери [121] Гизела Хейнрици (род. 1926). , [Нивки [122] К западу от Гомеля. Cp.: Gen. Kdo. XXXXIII А. К., Kriegstagebuch. Ia (BArch. RH 23–43/8): «Ночевка в машинах по соседству с колхозным хлевом». ] 18 августа 1941 г.

BArch. N 265/155. Bl. 82, 85

Благодарю тебя за твои регулярные воскресные письма. Я не мог писать как прежде, так как уже несколько недель слишком много всего происходит. Также недостает настоящего покоя, чтобы настроиться на сочинение письма. […]

Твое письмо, в котором ты описываешь лошадиный бивак, вручили мне в руки 15 августа. Около трех пополудни я вернулся на наш командный пункт, который расположен на выезде из большой деревни высоко над Днепром. Незадолго до того я был в дивизии, стоящей в другой деревне; сидя над картами, мы услышали грохот выстрелов тяжелой артиллерии, снаряды с воем падали в 250 метрах от нас. Мы продолжали беседу. Тогда послышался второй залп, снаряды легли существенно ближе. Мы вышли из машины, и тут раздался третий залп, ударивший в 50 метрах от нашей машины. Осколки полетели вокруг нас, вонзаясь в стены. Тогда мы выехали из деревни и угодили прямо под четвертый залп, попавший в поле справа от нас. Не очень приятное переживание. И вернувшись после этого домой, я получил твое упомянутое выше письмо. Я положил его на стол, чтобы переодеться. Успел только раздеться, как два снаряда с шипением разорвались на участке за моим домом. Не успел я натянуть исподнее, как взорвались следующие, и так далее. Твое письмецо лежало передо мной, и я думал, что оно написано в ином мире, не в этом. Едва я надел брюки и рубашку, нас настиг следующий залп навесного огня, угодивший в соседние дома. Не застегивая мундир, с гетрами в руке я наконец выбежал из своего жилища, но не успел выйти за дверь, как снова завыли снаряды. Осталось лишь броситься наземь, и вот уже что–то ударило поблизости, повсюду полетели осколки, вонзаясь в стены и стволы деревьев. Одним прыжком я достиг ямы полутораметровой глубины, которую кто–то откопал, и обнаружил в ней несколько человек. Минут двадцать залп бил за залпом в 30 метрах от нашей ямы, мой дом был продырявлен осколками. Потом всё успокоилось, чтобы через четверть часа неожиданно начаться по новой. Я как раз пошел, чтобы забрать твое письмо, и второе благословение застало меня прямо в доме. В этот раз оно было короче, но достаточно интенсивным. Как ты можешь себе представить, это препятствовало прочтению твоего письма. В наших домах вылетели все стекла, дом поблизости обвалился, автомобиль телефонной связи был уничтожен, у нас было семеро раненых, в деревне убиты многие солдаты и лошади. Мы покинули деревню и слава Богу, так как в полвторого ночи обстрел возобновился. Быть застигнутым обстрелом во сне и в темноте было бы вдвойне невесело. Но и в новой деревне, в пяти километрах от прежней, русский обстрелял нас ночью, снаряды ложились в 500 метрах от нас!

Наконец, этот гвалт закончился. Приятного было мало. На сегодняшний день у нас 6200 пленных, 35 трофейных орудий, не считая большого количества оружия и машин.

Хороших каникул в Глоттертале.

Отчет семье, [Нивки] 18 августа 1941 г.

BArch. N 265/155. BL 82f. Ms.

[…] Благодаря действиям нашего корпуса удалось создать предпосылки для окружения нескольких вражеских дивизий. Вчера основная масса этих вражеских соединений попыталась прорваться через наши позиции. Это был дрянной денек. В 3 утра существенные силы противника оказались внутри созданного нами плацдарма, нашим войскам пришлось вести бои на всех направлениях. Ко второй половине дня удалось сдержать прорыв, но с большими потерями с нашей стороны. У нас есть полки, которые состоят лишь из двух батальонов, в одной артбатарее осталось лишь пять орудий. Попытка прорыва, однако, была отбита, и сегодня из всех лесов выходят только пленные. Основная масса русских, которых мы сдержали, к сожалению, была взята в плен корпусом, наступавшим нам навстречу. Там около 20000 пленных. И у нас еще около 5000. Общее число, конечно, еще вырастет тысяч до тридцати.

Это тяжелый удар для русских, которые вынуждены бросать в бой соединения, набранные с бору по сосенке, у которых почти не осталось полноценных дивизий и которым пришлось оставить в лесах пока не подсчитанное количество артиллерии и техники. В оперативном плане вся южная половина его центральной линии фронта пала, что вызовет далеко идущие последствия. Значит, мы можем с удовлетворением смотреть на прошедшие 10–12 дней. Для меня самого они выдались нелегкими. Нам пришлось преодолевать весьма критические ситуации, напряжение порой доходило до предела. Не слишком–то приятно всё время ездить по местности в одиночестве, не считая скудной охраны, километры и километры по лесам, в которых всё время можно нарваться на русских. Ведь фронты так растянуты и так непрочны, что свои и враги часто перемешиваются друг с другом. Восемь дней назад в критическую минуту я сам принял на себя командование батальоном, в котором всё пошло наперекосяк, а два дня назад русский двумя тяжелыми батареями так вышиб нас из командного пункта, что лишь благодаря чуду мы отделались семью ранеными. Каждый из нас отдал все свои силы, и мы можем быть лишь благодарны за то, что пока всё прошло для нас удачно. Возможность того, что случится иначе, существовала не раз.