Готхард Хейнрици - Заметки о войне на уничтожение [Восточный фронт 1941–1942 гг. в записях генерала Хейнрици]

Но по–настоящему порадоваться повышению 30 января не удалось, поскольку общее положение и речи первых лиц государства так недвусмысленно продемонстрировали, сколь тяжела обстановка на данный момент. С внутренним беспокойством следили мы за событиями последних недель, особенно волновала нас судьба Сталинграда. У каждого из нас там знакомые и друзья. […]

Запись в дневнике, 5 февраля 1943 г.

BArch. N 265/13

[…] 2 февраля — в Смоленске в группе армий в связи с совещанием по операции «Бюффель». Фельдмаршал [Клюге] рассказал, что, увидев фюрера два дня назад, подумал о знаменитом бюллетене, который Le Moniteur [368]выпустила при отступлении Наполеона из России: «Самочувствие Его Величества лучше, чем когда бы то ни было». — То же впечатление было и у меня при визите год назад. Но тогда один из адъютантов, кажется Энгель [369], сказал: «Это не всегда так. Перед такими особенными днями, как сегодняшний, доктор всегда приводит его в порядок специальными уколами». — Думаю, что человек в его возрасте, который несет такую ношу и ответственность, вполне может позволить себе пару уколов с витаминами [370]. […]

Разумеется, очень трудно — для нашего брата следует сказать, невозможно — дать объективную оценку причин поражения на юге. Но каждый, кто находится внутри событий, ощущает, хочет он того или нет, верно или неверно идут дела. И здесь каждый более или менее благоразумный человек чувствует; то, что всё случилось именно так, не было неизбежным. Командование совершило крупные ошибки, сводящиеся по сути своей к корню всех зол: на самом верху приказы отдает некто, не видящий или неверно оценивающий соотношение собственных и вражеских сил, так как его собственная точка зрения препятствует ясности взгляда. И он ни при каких условиях не готов сделать даже шага назад, чтобы улучшить собственную ситуацию. Прошлой зимой эта твердолобость принесла нам огромные трудности и беды. Мы бесконечное число раз оказывались в тяжелом положении безо всякой нужды, войскам приходилось вступать в бои, чреватые крупными потерями. Тогда с горем пополам мы преодолели трудности, однако ценой ослабления боевой мощи многих дивизий. В этом году это не удалось, так как пространства, на которых шло зимнее наступление, были гораздо больше прошлогодних. Кроме того, армии союзников бесследно исчезали, из–за чего в позициях возникали бреши такого размера, которые германская армия со своими слабыми резервами просто не могла прикрыть. И наконец, русский многому научился у нас по части ведения боев. Он командует лучше и целеустремленнее, чем в 1942 г. […]

Запись в дневнике, 13 февраля 1943 г.

BArch. N 265/13

[…] Когда я недавно был у фельдмаршала [Клюге], мы говорили о том, что всё сталинградское командование теперь в плену: не слишком завидная судьба. Они были изнурены многомесячными ужасными нагрузками. Вопреки собственным убеждениям, они, выполняя приказ, остались вместе со своей армией в безвыходном положении. При таком исходе битвы с психологической точки зрения было бы лучше всего, если бы с самого верха им был отдан приказ в последний момент сложить оружие, чтобы избежать дальнейшего уже совсем бессмысленного кровопролития. При нынешнем исходе трагедия лишена кульминации. Она требует от ее участников почти нечеловеческих сил [371]. Факт, что они сделали больше, чем было в человеческих силах, и никто не сможет оценить это, не оказавшись в таком адском котле под артиллерийским огнем, бомбами, при морозе, в снегу, испытывая холод и жажду. Нет, это не слишком хорошее чувство, горькое поражение — оказаться в окружении. Но насколько еще усиливается оно, если ясно, что помощи ждать больше неоткуда. […]

Запись в дневнике, 19 февраля 1943 г.

BArch. N 265/13

[…] Какая жалость, что мы должны оставить наши прочные, так хорошо обустроенные позиции. Сколько всего мы теряем из того, что просто не можем увезти с собой. Хочется плакать!

Так как весь маневр отхода должен быть осуществлен как можно быстрее, русский, конечно, уже заметил наши приготовления. Шоссе похоже на улицы Берлина сразу после закрытия магазинов. […]

Ни один из них, ни Гальдер, ни Цейтцлер, не настояли на своем на самом верху. Гальдер не сумел предотвратить то, что армии — как выразился под Рождество полковник Шульце—Бюттгер [372]— были растранжирены клочками по огромному фронту (Западный Кавказ, Грозный, Сталинград), Цейтцлер не осознал в полном объеме слабость фронта на Дону и согласился с тем, что оперативно важные позиции прикрывали три слабые армии союзников. Далее он не смог предотвратить то, что был отдан приказ удерживать Сталинград. Оба — и Гальдер, и Цейтцлер — не смогли настоять на своем.