[…] Генерал Цейтцлер [365], без сомнения, человек энергичный и усердный, но сильно тщеславный. По мелочам он сделал много хорошего. Но он не начальник генерального штаба […]. Надвигавшуюся в октябре, еще до начала сталинградских событий, опасность он вообще, похоже, не увидел. Он был увлечен частностями: тем, что сам распределял оперативные резервы по армиям и приказывал привезти ему карты масштаба 1:50 000, чтобы по ним управлять действиями войск в локальных боях. При всем признании необходимости строгого руководства, тут оно зашло слишком далеко. Полководец не должен думать в формате 1:50 000. Перед ним стоят более серьезные задачи. И они, по–видимому, в данном случае не были осознаны. Иначе не случилось бы и поражения на юге. […]
Теперь зашаталось всё южное направление Восточного фронта. Сражающиеся дивизии выгорают дотла. Упоминаемые в донесениях цифры потерь наводят ужас. И что же будет дальше при таком раскладе? Русские будто бы заявили, что настоящее наступление на всех фронтах они поведут следующей весной, возможно, вместе со вторым фронтом англичан и американцев. Если мы с нашей полуразбитой армией так и будем стоять на бескрайних просторах, то это принесет нам много радости. — Мы завоевали почти всю Европу. Наши фронты растянулись до предела подобно мыльному пузырю, внутренних резервов для замещения потерь нет. Возникает опасная трещина.
Вдобавок ситуация в Африке, где мы потеряли Триполи [366]. Не знаю, какое впечатление это произведет на итальянцев. Их колониальные владения тем самым потеряны. Уже начиная с осени они находятся в скверном расположении духа. Что же будет, если они выйдут из борьбы?
Геббельс сказал, что война может закончиться быстрее, чем кто–либо думает. Сегодня мы должны сказать: «Не приведи Господь, чтобы его слова случайно оказались ужасным пророчеством».
Таковы тревожные мысли, которые я здесь изложил. Нужно носить их в себе и управляться с ними в одиночку. Говорить об этом невозможно. Дай Бог, что–то еще изменится. Надо сделать всё, что в наших силах. Но одно ясно, хотя я всегда одинок в этом мнении: война против России была неправильной затеей. Если боялись их вооружения и их совершенно точно втайне вынашиваемых планов, то нужно было обратиться к искусству политики и искоренить эти угрозы, но не создавать себе нового сверхсильного врага вдобавок к уже имеющимся. В феврале 1941 г. я писал Отто Коглеру в ответ на его вопрос: не могу себе представить, что такого противника можно дополнительно повесить себе на шею, если уже воюешь против половины мира. То же самое несколько дней спустя я высказал в Нанси полковнику Рёрихту [367]. И всё же это произошло, и мне кажется, до добра это нас не доведет. Но не стоит видеть мир в черном цвете, и я надеюсь, что многое, как и прошлой зимой, еще встанет на свои места.
Запись в дневнике, 28 января 1943 г.
BArch. N 265/13
Теперь прорыв коснулся и 2–й армии. Так болезнь пожирает тело, которое теперь уже наполовину в ее власти. Сталинград всё еще защищается. Но, по–видимому, теперь уже недолго осталось. Изуродованное тело бьется в конвульсиях. Ситуация теперь становится ясна и широким массам. Ее не утаить, хотя большинство вообще не представляет, насколько далеко всё зашло.
Мыльный пузырь, столь тонкий и столь растянувшийся, теперь лопнул. Опубликованный сегодня закон о всеобщей трудовой повинности показывает всем, какие трудности испытывает верховное руководство с людскими резервами. Стоило ли в такой ситуации рисковать армией у Сталинграда?
Недооценка противника, переоценка собственных сил, как и желание одурачить других блефом и таким образом добиться успеха, — всё это способствовало возникновению нынешней ситуации. С психологической точки зрения любопытно, что никто не посмел высказаться против этого блефа, ведь ранее он столь часто приносил успех. Столь часто приносил успех вопреки всем вероятностям. Никто не хотел показаться пессимистом и выступить против его использования.
Еще ничего не закончилось. Потребуется сильнейшее напряжение сил, чтобы выйти из кризиса. Ведь и на стороне противника силы наконец–то начали таять. Разумно усомниться в том, что у него есть силы, позволяющие еще долгое время вести наступление подобного масштаба в его нынешней форме. В конце концов и у него тоже растягиваются позиции и слабеют войска. […]
Отчет семье, 30 января 1943 г.
BArch. N 265/157. BL. 14f. Ms.
Сегодня меня произвели в генерал–полковники. Я и не мечтал, что когда–то смогу дослужиться до такого чина. […] Фельдмаршал фон Клюге сообщил мне о моем повышении, добавив, что он рад, что наконец–то произошло то, на чем он давно настаивал. Также и от некоторых моих подчиненных я получил поздравления с добавкой «Мы этого давно ждали и хотели». — С другой стороны, должен сказать, что то, что меня по сравнению с другими так долго игнорировали, не ослабило моего мужества. Мы в моей армии прошлой зимой исполнили не просто наш долг, а сделали куда больше. Если прошедшее лето не дало нам возможности себя показать и отличиться, то виной тому положение на фронте, противник и решения нашего собственного командования. […]
Читать дальше