Денис Хрусталёв - Русь от нашествия до «ига». 30–40 гг. XIII в.

Ростов после монгольского нашествия постепенно утрачивал свой, ранее весьма солидный, политический вес и переходил в разряд небольших волостных центров. Шли необратимые изменения в «политической географии Руси». См.: Русь, 2003. С. 45. Суздальцы реагировали на это и пытались выбрать наиболее перспективного партнера. Сделали они это не очень удачно — позднее Владимир тоже уступил свое место молодым Москве и Твери, но в те годы это, несомненно, был шаг своевременный.

После ухода Святослава в Суздаль, Юрьев Польский мог перейти к его сыну Дмитрию, чей удел не отмечен летописью. Ср.: Рапов, 1977. С. 186.

В большинстве летописцев судьба Ростова после вокняжения Ярослава опущена (СЛ, 90; ПСРЛ, I, 467; VII, 143–144; XV, 373). Особенно это заметно в прибавлении к Суздальской летописи по Академическому списку, где говорится о том, что Ярослав «отда Ростовъ Суздаль брату Святославу»(ПСРЛ, I, 522–523). Между словами Ростов и Суздаль изъята фраза, что Ростов достался Борису и Глебу Васильковичам. В Новгородской IV летописи она звучит так: «брату Святославу дасть Суздаль, а в Ростове седоста Васильковичи Борисъ да и Глебъ на княжени»(ПСРЛ, IV, 221). В Никоновской летописи и у В. Н. Татищева сказано, что «Борис Василькович сяде в Ростове, внук Констянтинов, а брат его князь Глеб Василькович сяде на Белеозере»(ПСРЛ, X, 113; Татищев, 1996. С. 25). Позднее (в 1251 г.) Глеб действительно упоминался как князь белозерский, но таковым он стал, скорее всего, после смерти в 1249 г. дяди Владимира, получившего Белоозеро еще от отца Константина Всеволодовича в 1218 г. Ср. также: Рапов, 1977. С. 173, 183, 195.

В. Н. Татищев писал, что по завещанию отца Иван получил Стародуб, но в летописце Переяславля Суздальского сказано, что волости после смерти отца он не получил (Татищев, 1995 (2). С. 186, 233). Надо полагать, что молодой Иван был наделен Стародубом чуть позднее. Ср.: Рапов, 1977. С. 174.

Из шести Ярославичей, перечисленных летописью как выживших после монгольского нашествия, только об одном (Александре) точно известно место его княжения в 1239 г. Все остальные были моложе, но их волости и позднее не отмечались летописью. Об Андрее известно, что отец хотел в 1240 г. посадить его в Новгороде, но горожане воспротивились и вернули Александра. Вплоть до 1249 г., когда Андрей получил в Орде ярлык на великое княжество Владимирское, его земельные владения не известны. Другой Ярославич, Ярослав, под 1254 г. отмечен как князь тверской, но с какого времени, не известно. Константин (ум. в 1255 г.), Михаил (ум. в 1248 г.) и Даниил известны только по датам смерти, их наделы нигде не отмечены. Считается, что все Ярославичи имели волости в Северо-Восточной Руси, но конкретные области назвать затруднительно. Ср.: Рапов, 1977. С. 185–186.

В источниках сохранилось разночтение по поводу места, из которого Ярослав прибыл во Владимир на княжение. В одних говорится, что он приехал из Киева (ПСРЛ, VII, 143; Карамзин, 1991. С. 513), а в других — из Новгорода (ПСРЛ, X, 113; XXI, 253; Татищев, 1996. С. 25). Как отметил А. А. Горский, нет никаких сомнений, что до весны 1238 г. Ярослав оставался киевским князем, а известие о его приезде в Новгород — «поздний домысел, если только оно не отражает вероятного в принципе факта: заезд Ярослава в 1238 г. в Новгород к сыну перед возвращением в Северо-Восточную Русь» (Горский, 1990. С. 32, прим. 108). Факт «заезда» в Новгород перед «возвращением» во Владимир мы считаем не только вероятным, но и необходимым. Именно из Новгорода Юрий ждал помощи, обозначая ее как «ожидание брата Ярослава». Именно с этой целью великий князь избрал в качестве своего базового лагеря реку Сить, расположенную на северной границе Владимирской земли и на южной границе Новгородской. Неужели кто-то думает, что безумный князь ожидал на Сити полков из Киева? Вся логика событий говорит о том, что Ярослав, спешно покинув Южную Русь, помчался к Новгороду, откуда вполне можно было быстро подвести войска.

А. В. Майоров вслед за мягкими указаниями других историков считает, что Ярослав находился в союзе с Михаилом Всеволодовичем и добровольно передал ему Киев (Майоров, 2001. С. 601–604. Ср.: Грушевський, 1991. С. 286, прим. 6; Голубовский, 1882. С. 188; Павленко, 1996. С. 24; Пашуто, 1950. С. 58). Однако рассуждения исследователя на эту тему не выдерживают никакой критики. Особенно нелепыми выглядят инвиктивы, произносимые им в адрес А. А. Горского, а также известия Ипатьевской летописи, согласно которому «Данилъ» просит «Ярослава» вернуть ему «сестру», так как «Михаил обеима нама зло мыслить»(ПСРЛ, II, 782–783). Речь совершенно очевидно (!) идет о жене Михаила Всеволодовича, которая действительно была сестрой Даниила Романовича и которую пленил в Каменце в 1239 г. Ярослав, о чем есть совершенно недвусмысленные летописные известия (ПСРЛ, I, 469. О происхождении жены Михаила сообщает Любецкий синодик (Зотов, 1892). См. также: Dimnik, 1981. P. 11. Ср.: Горский, 1990. С. 30, прим. 94). А. В. Майоров измышляет (ссылаясь на М. С. Грушевского) нового фигуранта русской истории «Ярослава Ингваревича», о котором якобы и говорится в Ипатьевской летописи (Майоров, 2001. С. 602). Этот князь никому более не известен и служить основанием для пересмотра абсолютно прозрачной интерпретации летописного известия не может. Единственным достойным внимания аргументом А. В. Майорова в пользу союза Ярослава с Михаилом может служить тот факт, что в результате всех комбинаций с передачей Киева Ярославу «в убытке оказались сам Даниил и его верный союзник Владимир Рюрикович» (Майоров, 2001. С. 602). Под «убытком», надо полагать, здесь разумеется кратковременное занятие Михаилом Киева в 1238 г. Но как известно, он был оттуда изгнан тем же Даниилом практически незамедлительно, а позднее вообще бежал из страны перед лицом монгольской угрозы, не входившей в планы ни того ни другого альянса. Именно из-за Батыя Даниил, а затем и Михаил оказались «в убытке», но это не было им заранее известно. Этим можно объяснить и то, что Михаил с сыном Ростиславом «осмелели» и отобрали у Даниила Перемышль, после того как Южную Русь покинул Ярослав. Союзные волынскому князю Юрьевичи были разгромлены монголами, и потому Ольговичи решили вновь начать давление на них. Неясными остаются причины, по которым в свое стройное изложение А. В. Майоров вклинил соображения о неестественном союзе Ярослава с Михаилом, давних врагов и соперников. Это нарушает и комкает логику автора, у которого зависимость от старых авторитетов пересиливает тягу к самостоятельной работе с источниками. Ср.: Dimnik, 1981. P. 84; Горский, 1996 (1). С. 23.