Не могу также пропустить без замечания и то, что, как мне кажется, с Алексеевым был и Пущин в кабинете Крупянского, когда Пушкин разделался с Балшем (через несколько лет возведённым в гетманы, т. е. в главнокомандующие войсками Молдавии). О присутствии тут Пущина говорю не положительно, ибо в то время я был в отсутствии и возвратился через четыре месяца, а потому и не вполне нахожу этого в записках своих. [213] В этом случае В. П. Горчаков может служить лучшим авторитетом, если H. С. Алексеев, как свидетель, не оставил своих записок. Когда я возвратился, то Пушкин не носил уже пистолета, а вооружался железной палкой в осьмнадцать фунтов весу […]
Ссор, или правильней сказать, вспышек за карты у Пушкина было несколько […] К числу столкновений Пушкина можно отнести и случай, рассказанный на стр. 1186-й и дополнить его: «какой-то солидный господин», о котором идёт речь и не названный, принадлежит к числу четырёх оригиналов, встреченных Пушкиным по приезде в Кишинёв (см. выше). Это был старший член в управлении колониями статский советник Иван Николаевич Ланов; он был в беспрерывной вражде с Пушкиным, или правильнее сказать, первый враждовал, а второй отделывался острыми эпиграммами и шутками без всякой желчи и был счастлив, когда смеялись тому. Ланов, бывший адъютантом кн. Потёмкина, человек не без образования, на старинную руку и с понятиями о разделении лет и чинов. Ему было за 65 лет, среднего роста, плотный, с большим брюхом, лысый, с широким красным лицом, на котором изображалось самодовольствие; вообще он представлял собою довольно смешной экземпляр. Он постоянно обедал у Инзова и потому должен был часто встречаться за тем же столом с Пушкиным. Ланову не нравилось свободное обращение Александра Сергеевича и ответы его Инзову, который всегда с улыбкой возражал. Ланов часто в общем разговоре не удостаивал внимания того, что говорил Пушкин, и происшествие, описанное на 1186-й странице, было именно за столом у Инзова. Ланов назвал Пушкина молокососом, а тот его винососом; это случилось перед самым окончанием стола. Инзов улыбался, встав из-за стола, пошёл к себе, а Ланов вызвал Пушкина на поединок. Пушкин только хохотал, видя, что тот настаивает, рассказывая о своих поединках при князе Таврическом. Ланов несколько успокоился тогда только, когда Пушкин принял его вызов. Инзов, услышав смех в столовой, или уведомленный о происшедшем, возвратился в столовую и скоро помирил их. Ланов, из чинопочитания к Инзову, согласился оставить всё без последствий, а Пушкин был очень рад, чтобы не сделаться смешным. Инзов устроил так, что с тех пор Пушкин с Лановым не встречались уже за столом вместе. Это очень согласовалося с желанием Пушкина, и тот день, в который очередь была не его, он летел туда, где было более простора и где он не должен был глотать то, что было уже готово сорваться с языка. Часто также он отделывался выдуманным приглашением к Орлову или к Бологовскому и уже в тот день неотменно обедал у названного, и, как замечал Пушкин, Инзов всегда догадывался и всегда улыбался, что заставляло и Пушкина делать, то же. Здесь следует заметить, что обедать у Инзова вовсе не было обязательно для Пушкина, хотя он и жил в доме его, и некоторые хотели даже думать, что Александр Сергеевич обязан был каждый раз, когда выходил, сказываться или как бы проститься. Этого ничего не было. Но Пушкин очень хорошо понял, что в то время было принято всеми начальниками держать открытый стол, не только что для приближённых своих, но и для всех приезжающих того ведомства лиц. Пушкин же жил у Ивана Никитича, был им ласкаем, а потому он почитал приличием уведомлять его и всегда лично, что он дома не обедает. Так он однажды выразился у меня, когда В. Ф. Раевский, приглашая к себе обедать тут бывших, обратился к Пушкину с шутливым видом, как это часто между ними бывало, присовокупив: «Отпустит ли тебя Инзов?» Не нужно было для сего и объяснения Пушкина, это всем было известно.
Вот все столкновения Пушкина в Кишинёве с сентября 1820 г. по июль 1823 […]
Стр. 1179-я. Прежде чем привести несколько слов, сказанных на этой странице, необходимо заметить приведённое на странице 1131-й, как имеющее взаимное соотношение, и хотя в обоих случаях они не совсем относятся прямо к Пушкину, но не менее того обрисовывают тот круг, в котором он находился, и о котором до сих пор имеют превратное мнение, несомненно так занесённое и в историю, тогда как при ближайшем рассмотрении оного выльется свет, до сих пор не проникавший до страниц летописи того времени. Может быть, не находись Пушкин в этом кругу, пылкий его характер, хотя и до нельзя благородный, не воздержал бы часто болтливого языка, а в ту эпоху, при тогдашних условиях общества, даже в самом Киеве и гораздо ближе — в Тульчине и в месте пребывания князя С. Г. Волконского, женившегося на Раевской, словом, одного тогда на ветер сказанного слова было бы достаточно для погибели Пушкина. Итак:
Читать дальше