Коллектив авторов Биографии и мемуары - Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников

Пушкин имел хорошее общее образование. Кроме основательного знакомства с иностранной литературой, он знал хорошо нашу историю, и вообще, для своего серьёзного образования, воспользовался с успехом ссылкой. Так, между прочим, он выучился по-английски. С ним было несколько книг, и в том числе Шекспир. Однажды он, в нашей палатке, переводил брату и мне некоторые из него сцены. Я когда-то учился английскому языку, но не доучившись как следует, забыл его впоследствии. Однако ж всё-таки мне остались знакомы его звуки. В чтении же Пушкина английское произношение было до того уродливо, что я заподозрел его знание языка и решил подвергнуть его экспертизе. Для этого, на другой день, я зазвал к себе его родственника Захара Чернышёва, знавшего английский язык, как свой родной, и, предупредив его, в чём было дело, позвал к себе Пушкина с Шекспиром. Он охотно принялся переводить нам его. Чернышёв при первых же словах, прочитанных Пушкиным по-английски, расхохотался: «Ты скажи прежде, на каком языке читаешь?» Расхохотался в свою очередь и Пушкин, объяснив, что он выучился по-английски самоучкой, а потому читает английскую грамматику, как латинскую. Но дело в том, что Чернышёв нашёл перевод его совершенно правильным и понимание языка безукоризненным. Это может, между прочим, служить ответом г. Пржецлавскому, который, с польским принижением перед Пушкиным, выставил его рядом с Мицкевичем совершенным невеждой.

Из Эрзерума Пушкин уехал обратно. Помню, как, сев на коня, с последним рукопожатием, он сказал мне: «До свидания в Петербурге». Но увы, этому свиданию не суждено было состояться: я не попал в Петербург до его смерти.

По временам я имел о нём кое-какие сведения из писем ко мне его брата. Потом, по приезде ко мне Льва Сергеевича, я узнал подробно о его новом житье-бытье. Все сведения, по внешности, были благоприятны; но я был как-то ими недоволен: мне всё казалось, что при дворе и в пустой среде большого света поэту было не место. Раз я даже высказал Льву мою мысль о том, что красавицы в большом свете опасные спутницы в жизни. Тот обиделся за свою невестку. Катастрофа не замедлила дать нам свой положительный ответ.

Скажу в заключение.

Долго мы довольствовались только внешнею прелестью стихов Пушкина. Но так всегда бывает с великими художниками; их произведения, прежде всего, действуют на наше чувство, оставляя мысль, так сказать, в стороне. Для изучения же внутреннего мира их созданий наступает очередь лишь тогда, когда мы насладились досыта их внешнею красотою. Мы и теперь ещё не понимаем Пушкина вполне, до сих пор ещё находимся под обаянием более формы, чем содержания. Но переход уже наступает, и мы начинаем пытливо вдумываться в это содержание.

Мы привыкли смотреть на себя, как на нечто второстепенное в умственной сфере европейских народов и, потому, может казаться странным утверждение Ф. М. Достоевского, что гений Пушкина охватывал более широкий горизонт, чем самые крупные западные поэты (за исключением одного Шекспира, прибавлю я). Однако ж это совершенно верно: в творениях нашего поэта заключается тайник, где много ещё поколений будут открывать ответы на вопросы жизни, не только нашей русской, но и общечеловеческой. Пушкин, конечно, высказал, по гениальному чутью, многое, в глубину чего он сам ещё не прозревал отчётливо. Перечитывая иногда его сочинения, я каждый почти раз встречаю места, в смысле которых нахожу пророческие откровения. Ни в ком ещё русский народный ключ не бил такою обильною струёй, как в Пушкине, никто ещё другой не заглядывал так глубоко в русскую душу и не передавал так верно того, что заставляет сильнее биться наше сердце. Каждый находил и находит у него своему дорогому чувству или своей любимой мысли самое внятное, самое усладительное, самое гармоническое выражение. Вот почему его так все и любили и будут любить, пока не порвутся в нас струны своенародных ощущений. Вот почему он и народный наш поэт по преимуществу.

Как я сказал в начале, в памяти моей многое изгладилось совершенно, многое осталось неясным, и я передаю только то, в верности чего сам уверен. Но и этот скудный венок кладу с благоговением к подножию его памятника, благодаря судьбу, давшую мне возможность знать его лично и украшать мои старческие воспоминания как бы живым созерцанием великого человека.

Познакомилась я с Пушкиным в Москве, в доме отца моего, А. Нарского. Это было в 1834 году, когда я была объявлена невестой Павла Войновича Нащокина, впоследствии моего мужа. Привёз его к нам в дом мой жених.