Коллектив авторов Биографии и мемуары - Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников

Письмо А. С. Пушкина к А. А. Орлову.

«Искренно благодарю за удовольствие, доставленное мне письмом вашим. Радуюсь, что посильное заступление моё за дарование, конечно, не имеющее нужды ни в чьём заступлении, заслужило вашу благосклонность. Вы оценили моё усердие, а не успех. Мал бех в братии моей, и если мой камешек угодил в медный лоб Голиафу Фиглярину, то слава создателю! Первая глава нового вашего „Выжигина“ есть новое доказательство неистощимости вашего таланта; но, почтенный А. А., удержите сие благородное, справедливое негодование; обуздайте свирепость творческого духа вашего. Не приводите яростью пера вашего в отчаяние присмиревших издателей „Пчелы“. Оставьте меня впереди соглядатаем и стражем. Даю вам слово, что если они чуть пошевельнуться, то Ф. Косичкин заварит такую кашу, или паче кутью, что они ею подавятся.

Читал я в „Молве“ объявление о намерении вашем писать Историю русского народа. Можно ли верить сей приятной новости?

С истинным почтением и неизменным усердием остаюсь всегда готовый к вашим услугам, 24 ноября 1831 г.»

«Вот письмо, долженствовавшее к вам явиться, милостивый государь Александр Анфимович! Но, отправляясь в Москву, я его к вам не отослал, а надеялся лично с вами увидеться. Судьба нас не свела, о чём искренно сожалею. Повторяю здесь просьбу мою: оставьте в покое людей, которые не стоят и не заслуживают вашего гнева. Кажется, теперь Полевой нападает на вас и на меня, собираюсь на него рассердиться; покамест с ним возятся Воейков и Сомов под именем Н. Луговова, наше дело сторона. 1832 года 9 января».

Жаль, что не сохранилась вся переписка великого поэта с трактирным писакой: любопытно было бы видеть, как они братались! Приведённое мною здесь письмо, как видно, одно из многих; но цель их всех, конечно, была одна и та же. Пушкин подстрекал Орлова писать против неприятных ему людей, и для этого льстил ему, хотя в двухсмысленном токе. Орлов ликовал и показывал письма его встречному и поперечному, предлагая с каждого копию за двугривенник! Вероятно, так достал и брат мой копию с означенного письма. Для пояснения замечу, что под именем Косичкина писал Пушкин бранчивые статьи против Булгарина в «Телескопе» и в «Литературной Газете», которой издателем был Дельвиг, а редакциею занимался Орест Мих. Сомов, добрый малый и образованный словесник, но перемётная сума по мнениям. Он был попеременно другом почти всех враждовавших между собою партий. Пушкин, между прочим, находил в Орлове больше дарования, нежели в Булгарине, отчего автор «Выжигина» ужасно бесился. Орлов писал пародии на роман его и, как видно, собирался писать пародию на Историю русского народа , а Пушкин радовался тому и ободрял его. [461]

Всё это были мелкие интриги, сплетни, унизительные, конечно, не для брата моего. Он прямо и открыто нападал на Пушкина, когда находил его достойным порицания. Предположите даже, что он ошибался, увлекался досадой, страстью, но во всяком случае действия его были благородны. «В поле съезжаются — роднёй не считаются», но нападайте же, как подобает рыцарю, а не подучайте какого-нибудь бродягу бросить камень в вашего противника или дёрнуть его за ногу в пешем бою. Пушкин не хотел вступать в открытый бой, а не брезговал войти в интригу с А. Орловым! Не так действовал в своё время Карамзин. Поверят ли после всего этого, что брат мой никогда не переставал любить Пушкина и восхищаться его чудесным дарованием, его усладительными стихами. Можно сказать даже, что эта любовь к великому поэту была главной причиной досады, а иногда и неудержимого негодования, когда он видел, что Пушкин действует недостойно своего великого призвания. Он порицал его, как порицает брат любимого брата, впадшего в проступок. Говорят же, что кого мы любим, на того чаще досадуем, и это отчасти справедливо, потому что сердцу больно за дорогого человека. В порядке вещей, что какой-нибудь Орлов купается в грязи; но можно ли равнодушно видеть, когда с таким человеком сближается Пушкин? В самой заметке моего брата на письме Орлова видна не злость, а какая-то грустная досада.

После прекращения «Московского Телеграфа» брат мой не имел никаких сношении с Пушкиным; не знаю даже, встречались ли они в последние годы жизни поэта. Один жил в Москве, другой в Петербурге. Но лучшим доказательством, как высоко уважал и любил Пушкина Н. А. Полевой, может служить впечатление, произведённое на него смертью поэта. В Москве пронеслись слухи о дуэли и опасном положении Пушкина, но мы не слыхали и не предполагали, что он был уже не жилец мира. Утром, по какому-то делу, брат заехал ко мне и сидел у меня в кабинете, когда принесли с почты «Северную Пчелу», где в немногих строках было напечатано известие о смерти Пушкина. Взглянув на это роковое известие, брат мой изменился в лице, вскочил, заплакал и, бегая по комнате, воскликнул: «Да что же это такое?.. Да это вздор, нелепость! Пушкин умер!.. Боже мой!..» И рыдания прервали его слова. Он долго не мог успокоиться. Искренние слёзы тоски, пролитые им в эти минуты, конечно, примирили с ним память поэта, если при жизни между ними ещё оставалась тень неприязни […]