Коллектив авторов Биографии и мемуары - Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников

Осенью 1826 года Пушкин был по высочайшей воле вызван в Москву, где и имел счастие быть представленным его императорскому величеству.

Как быть! Надобно приняться за старину. От вас, любезный друг, молчком не отделаешься! — и то уже совестно, что так долго откладывалось давнишнее обещание поговорить с вами на бумаге об Александре Пушкине, как, бывало, говаривали мы об нём при первых наших встречах в доме Бронникова. Прошу терпеливо и снисходительно слушать немудрый мой рассказ. [51] Записки декабриста Ивана Ивановича Пущина (1798—1860), одного из первых и лучших друзей Пушкина, благодаря своей точности и правдивости принадлежат к числу важнейших источников для биографии поэта. Скупой в описании того, чему сам он не был свидетелем, Пущин замечательно полно и с большим художественным тактом рассказывает о лицейской и петербургской жизни поэта и о знаменательной встрече его с Пушкиным в Михайловском в январе 1825 г. Записки Пущина, написанные им по настоянию Е. И. Якушкина, сына декабриста, впервые напечатаны были в извлечениях в журнале «Атеней», 1859, т. VIII, ч. 2, стр. 500—537. После ряда перепечаток они впервые полностью были напечатаны E. И. Якушкиным в 1907 г. В последнее время они неоднократно переизданы под редакцией, со вступительной статьёй и примечаниями С. Я. Штрайха (последнее издание: И. И. Пущин, «Записки о Пушкине». Статья и редакция С. Я. Штрайха. С., 1934; библиографию записок Пущина и литературы о нём см. H. М. Ченцов, Библиография. Восстание декабристов, ГИЗ, 1929, стр. 468—476, 680—681). Текст «Записок» заново выверен нами по рукописи, хранящейся в Пушкинском Доме.

Собираясь теперь проверить былое с некоторою отчётливостию, я чувствую, что очень поспешно и опрометчиво поступил, истребивши в Лицее тогдашний мой дневник, который продолжал слишком год. Там нашлось бы многое, теперь отуманенное, всплыли бы некоторые заветные мелочи — печать того времени. Не знаю, почему тогда вдруг мне показалось, что нескромно вынимать из тайника сердца заревые его трепетания, волнения, заблуждения и верования! Теперь самому любопытно было бы взглянуть на себя тогдашнего, с тогдашнею обстановкою; но дело кончено: тетради в печке и поправить беды невозможно.

Впрочем, вы не будете тут искать исторической точности; прошу смотреть без излишней взыскательности на мои воспоминания о человеке мне близком с самого нашего детства: я гляжу на Пушкина не как литератор, а как друг и товарищ.

Невольным образом в этом рассказе замешивается и собственная моя личность; прошу не обращать на неё внимания. Придётся, может быть, и об Лицее сказать словечко: вы это простите, как воспоминания, до сих пор живые! Одним словом, всё сдаю вам, как вылилось на бумагу.

1811 года в августе, числа решительно не помню, дед мой, адмирал Пущин, повёз меня и двоюродного моего брата Петра, тоже Пущина, к тогдашнему министру народного просвещения гр. А. К. Разумовскому. Старик, слишком 80-ти летний, хотел непременно сам представить своих внучат, записанных по его же просьбе в число кандидатов Лицея, нового заведения, которое самым своим названием поражало публику в России — не все тогда имели понятие о колоннадах и ротондах в афинских садах, где греческие философы научно беседовали с своими учениками. Это замечание моё до того справедливо, что потом даже, в 1817 году, когда после выпуска мы шестеро, назначенные в гвардию, были в лицейских мундирах на параде гвардейского корпуса, подъезжает к нам гр. Милорадович, тогдашний корпусный командир, с вопросом: что мы за люди и какой это мундир? Услышав наш ответ, он несколько задумался и потом очень важно сказал окружавшим его: «Да, это не то, что университет, не то, что кадетский корпус, не гимназия, не семинария — это… Лицей!» — Поклонился, повернул лошадь и ускакал. — Надобно сознаться, что определение очень забавно, хотя далеко неточно. [52] Официальная цель Лицея заключалась «в образовании юношества, особенно предназначенного к важным частям службы государственной». По первоначальному замыслу, основной кадр воспитанников должен был состоять из отпрысков лучших дворянских фамилий. Но на практике большинство воспитанников оказалось сыновьями средних малообеспеченных дворян, использовавших служебные связи для устройства своих детей в это привилегированное учебное заведение.

Дедушка наш Пётр Иванович насилу вошёл на лестницу, в зале тотчас сел, а мы с Петром стали по обе стороны возле него, глядя на нашу братию, уже частию тут собранную. Знакомых у нас никого не было. Старик, не видя появления министра, начинал сердиться. Подозвал дежурного чиновника и объявил ему, что андреевскому кавалеру не приходится ждать, что ему нужен Алексей Кириллович, а не туалет его. Чиновник исчез, и тотчас старика нашего с нами повели во внутренние комнаты, где он нас поручил благосклонному вниманию министра, рассыпавшегося между тем в извинениях. Скоро наш адмирал отправился домой, а мы, под покровом дяди Рябинина, приехавшего сменить деда, остались в зале, которая почти вся наполнилась вновь наехавшими нашими будущими однокашниками с их провожатыми.