Официальных обвинений в измене Роману Платоновичу никто и никогда не предъявлял. Слухи же о его измене циркулировали еще при жизни Р. П. Боиля.
Представить архангельского военного губернатора предателем впервые в печати решился известный купец М. К. Сидоров, все публикации которого обычно отличались эмоциональностью стиля и выраженным патриотическим содержанием [671]. В своей книге «Север России» он написал следующее:
«Неужели мы забыли верноподданнейшего из англичан же, русского начальника Архангельского порта генерала Бойля (так у М. К. Сидорова — Р. Д. ), которого Архангельский епископ Варлаам уличил во время последней войны в тайных сношениях с неприятелем и в том, что он перевез на казенном пароходе английского консула Вайтеда из Архангельска на пароход «Миранду», громивший Соловецкий монастырь? Разве не сознал этого и сам адмирал Бойль? Он прекратил свою жизнь в тот самый день, когда государь император назначил ему аудиенцию; а епископа Варлаама за его услугу возвели в сан архиепископа» [672].
Эта одиозная оценка Р. П. Боиля, за исключением намека на его самоубийство (в официальном некрологе сообщалось, что смерть наступила вследствие заболевания холерой [673]), впоследствии стала господствующей в советской историографии, за редкими и по-своему своеобразными исключениями [674].
Архангельский историк Георгий Георгиевич Фруменков писал:
«Понукаемый из столицы, самоуверенный и кичливый сибарит Боиль, англичанин по национальности [675], вынужден был по долгу службы начать торопливую подготовку к встрече неприятеля, хотя сама идея зашиты Русского Севера от англо-французской интервенции была непонятной и чуждой ему» [676].
В другом издании, посвященном 400-летию основания Архангельска, Г. Г. Фруменков и Ю. К. Новожилов высказываются еще жестче и категоричнее:
«Высшее военное начальство губернии было бездеятельным и продажным» [677].
И еще:
«Можно было и следовало сделать для обеспечения безопасности края значительно больше, но военный губернатор Бойль, англичанин по национальности, проявил крайнюю беспечность в укреплении Соловецкого монастыря, Колы, Кеми, Онеги, Пушлахты и других уязвимых пунктов и подозрительную заботу, чтобы не сказать большего, о своих сородичах, в том числе о великобританском консуле в Архангельске Вайтеде [678], которого вместе с семьей переправил в начале сентября 1854 года на английскую эскадру, блокировавшую Архангельск» [679].
Схожих взглядов придерживался и мурманский историк Иван Федорович Ушаков, дословно повторивший в своей книге «Кольская земля» фразу о губернаторе, «уличенном в тайных сношениях с неприятелем» [680].
Обвинение в измене — серьезное обвинение и нуждается в соответствующих доказательствах. Тем более, повторим, что речь идет о человеке, в условиях военного времени обладающего всей полнотой власти во вверенной ему губернии Известны три дореволюционные публикации (1871, 1875 и 1905 гг.), авторы которых на основании доступных им документов пытались ответить на вопрос: действовал Р. П. Боиль в интересах неприятеля или нет?
Первая из этих публикаций, помещенная под неприметным заголовком «Письмо к издателю», появилась в «Русском архиве», то есть менее чем через год после выхода в свет книги М. К. Сидорова «Север России». Автор ее К. Манн, опровергая утверждения М. К. Сидорова, ссылался на документы архива Морского министерства и цитировал их. Сама же публикация была подготовлена «с разрешения государя великого князя генерала-адмирала», а возможно, и по его прямому указанию, на что косвенно указывает последний абзац письма:
«Морское министерство убеждено, что напечатание этих сведений в Вашем издании послужит лучшим средством для опровержения, помещенного в книге Сидорова отзыва о покойном архангельском главном командире Боиле, потому что сведения эти, будучи напечатаны в "Русском архиве", не ускользнут от внимания будущего историка того края и того времени» [681].
Большую часть «Письма к издателю» К. Манна воспроизвел авторитетный исследователь истории Русского Севера и флота России Степан Федорович Огородников [682]в книге «История Архангельского порта». Действия Р. П. Боиля по обороне края он назвал предусмотрительными и благоразумными, а слухи о его измене — обусловленными лишь нерусским именем губернатора. «Над ним повторилось то же, что случилось с именем Барклая де-Толли в Отечественную войну. Этим уподоблением мы все сказали», — кратко заключил свои рассуждения о Р. П. Боиле С. Ф. Огородников [683].
Читать дальше