Игорь Гостев - Русский Север в войнах XVI – XIX веков

Исключение было сделано для ставропигиального первоклассного Соловецкого монастыря. В соответствии с предложениями специально созданного в Санкт-Петербурге комитета для разработки мер «к усилению обороны прибрежных пунктов северной России» предполагалась эвакуация из него всех «движимых драгоценностей», книг и рукописей, «куда по усмотрению признается лучшим» [654], а также вооружение защитников монастыря несколькими орудиями малого калибра.

К 7 (19) мая 1854 г. эвакуируемое имущество Соловецкого монастыря на гребном судне «Св. Великий Князь Александр Невский» под управлением наемного кормщика Онежского уезда деревни Дураково Луки Репина под надзором ризничего Макария и в сопровождении четырех человек братии и одного послушника было доставлено в Архангельск [655]. Впоследствии оно было переправлено на временное хранение в Антониево-Сийский монастырь. По окончании войны летом 1856 г. ценности вернулись на Соловки, однако 16 ящиков с наиболее ценными рукописями и книгами из библиотеки Соловецкого монастыря перевезли в Казанскую духовную академию [656].

12 (24) мая 1854 г. от Новодвинской крепости на Соловки отошли два монастырских судна с восьмью шестифунтовыми пушками и боеприпасами к ним. Вместе с пушками в монастырь отправились инженер-поручик Бугаевский и фейерверкер 4-го класса Новодвинского гарнизона Друшлевский [657]. 16 (28) мая они благополучно прибыли на Соловки [658]. Пушки установили на башнях Соловецкой крепости и использовали при обороне монастыря 6–7 (18–19) июля 1854 г. Впоследствии, перед навигацией 1855 г. гарнизон Соловецкой крепости получил дополнительное артиллерийское вооружение.

Мероприятия по эвакуации ценностей производилась и в других православных монастырях и церквях, расположенных на беломорских побережьях Р. П. Боиль был противником их, полагая, что они могут вызвать в народе уныние, беспокойство и даже волнение. Вывозить он рекомендовал лишь наиболее древние и ценные предметы, при этом негласно и с крайней осторожностью. Тем не менее, архангельскому епископу Варлааму удалось заручиться согласием Р. П. Боиля на вывоз в случае крайней необходимости в сопровождении вооруженной охраны денег и имущества архангельских церквей и монастырей в собор села Холмогоры.

Мероприятия по вооруженной защите удаленных от Архангельска монастырей не велись совершенно, поэтому преосвященный Варлаам посчитал нужным сделать следующее распоряжение духовенству:

«Всем и всегда находиться при своих обязанностях и при нападении врага исполнять в точности распоряжения начальства; принимать различные меры благоразумия к сбережению Св. мест и Святыни, руководя в этом и своих прихожан. При начале военных деиствий все — и духовенство и пасомые — должны быть кротки, молчаливы и не сварливы, прося неприятеля о пощаде святых мест и святынь, не входя ни в какие сделки с неприятелем и в другие с ним сношения, а в случае возжения церковных имуществ от огнестрельных орудий стараться гасить их при помощи народа и для этой цели иметь наготове бочки с налитой водой, лестницы и другие принадлежности» [659].

Отказ Р. П. Боиля от отправки воинских команд и орудий для защиты других монастырей, кроме Соловецкого, привел к конфликту его с епископом Варлаамом, о котором стало известно Военному министерству, Святейшему Синоду и даже императору Николаю I, а впоследствии и русской общественности.

В августе 1854 г. Р. П. Боиль писал военному министру:

«Преосвященный Варлаам, как мне известно из моих с ним разговоров, расстраивает себя тем, что, предаваясь напрасной и непомерной боязни неприятельского нападения, верит происходящим от этого страха тревожным снам и вступает в откровенную беседу о настоящих политических делах с людьми до такой степени боязливыми и также мало понимающими военное и морское дело, как и сам преосвященный. В этих беседах епископ Варлаам и со своей стороны высказывает свои ни на чем не основанные опасения и даже в произносимых в церквях проповедях, увлекаясь своими ошибочными убеждениями; бывает так неосторожен, что словами своими не ободряет слушателей, как бы следовало пастырю, но, напротив, приводит в уныние и внушает недоверие к начальству, как передано мне об этом некоторыми из почтеннейших лиц Архангельска, заслуживающими полное доверие. Я всеми силами стараюсь урезонить и успокоить преосвященного, прошу его чаще видеться со мною и сам бываю у него; причем объясняю ему, какие меры приняты к защите края от неприятелей и как эти меры надежны. Но все это для него недостаточно» [660].