Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис - сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

15. А.О. Чубарьян

Москва как бы возвращалась к идеологии и риторике 30-х годов в освещении проблем войны и мира, важными элементами кото­рой была и критика так называемого абстрактного пацифизма.

Спустя год после своего выступления на пленуме ЦК по итогам советско-финской войны, когда и техническое состояние армии и способы ведения войны были подвергнуты довольно рез­кой критике, Сталин взял иной тон. Он внушал мысль, что благо­даря принятым мерам страна имеет современную армию.

В разное время он особенно негативно отзывался об осна­щении авиации, но сейчас, по словам советского руководителя, ситуация улучшилась, и самолеты отвечают современным тре­бованиям. Сталин пытался обосновать, что он успешно исполь­зовал союз с Германией для перевооружения армии.

В этом же контексте развивалась идея о том, что нельзя считать германскую армию непобедимой. Он снова связал это с изменениями ее целей. Теперь, когда она перешла к захвату чужих территорий, изменился ее дух и боеспособность. И как следствие она перестала быть непобедимой. И в этом случае Сталин как бы оправдывал свои прежние слова и линию совет­ской пропаганды, превозносившие силу немецкого оружия, ее техническую оснащенность, превосходство над армией Фран­ции и других стран Европы. Призывая готовиться к войне, со­ветский лидер должен был явно снизить боевые возможности предполагаемого противника, чтобы преодолеть и в армии и у населения настроения беспокойства перед мощью германской армии, особенно с учетом его слов о том, что Красная Армия стала сильной современной армией.

Трудно сказать, насколько реально Сталин верил в боеспо­собность Красной Армии. Он словно успокаивал себя и старал­ся внушить уверенность другим. Хотя надо иметь в виду, что программа перевооружения Красной Армии была рассчитана, как мы отмечали, до 1942 г.

Однако Сталин все же недооценивал силу германской ар­мии и переоценивал возможности Красной Армии. Как извест­но, утверждения о качестве советских самолетов и танков в большой мере оказались блефом, они как раз не соответствова­ли требованиям современной войны, и понадобились огромные усилия, чтобы уже в условиях войны провести кардинальное перевооружение советских вооруженных сил. И когда мы справедливо упрекаем советское руководство за плохую подго­товленность к войне, то имеем в виду и техническое состояние армии, и явные упущения в оперативном управлении, и отсут­ствие учета современного опыта ведения войны.

Поэтому следует признать, что в словах Сталина 5 мая было больше пропагандистского смысла и как раз тех настроений са­моуспокоенности, против которых он и выступал.

6. В заключение остановимся на наиболее сложном вопро­се, касающемся понятия "наступательной войны". Мы уже от­мечали различные точки зрения, имеющиеся в исторической литературе.

Существуют как бы два значения термина "наступательная война". Одно — более обиходное и привычное для сталинской терминологии. Неоднократное употребление в речи слов "наступательный дух", "переход от обороны к наступлению", "наступательная война" и т.п., по нашему мнению, вписыва­лось в общую тональность его призывов к активности, к моби­лизационной готовности, к преодолению беспечности и благо­душия. Кроме того, оно также совмещалось с акцентом на из­менение ситуации в связи с переходом Германии к захватниче­ской войне. Советский лидер как бы объяснял, что на первом этапе, в условиях тесного союза и сотрудничества с Германией, Советский Союз мог довольствоваться стратегией обороны и накопления сил и не противодействовал Гитлеру. Теперь же об­становка диктовала переход к наступательной стратегии.

Употребление понятия "наступательная война" означало и изменение в старых лозунгах и чисто военных установках. Прежняя идея, что "мы не отдадим врагу ни пяди своей терри­тории", теперь представлялась Сталину, видимо, уже недоста­точной. Речь шла, очевидно, о том, что война может вестись на вражеской территории и привести к расширению социализма.

Итак, понятие "наступательная война" означало скорее об­щий призыв, некое иносказание, нежели идею непосредственно­го упреждающего удара и установку на превентивную войну, тем более с указанием конкретной даты, как это делает Суворов и его адепты. В этом плане второй смысл понятия "наступательная вой­на", означавший именно планы подготовки нападения на Герма­нию, не подтверждается ни реальным состоянием армии, ни по­литической ситуацией, ни иными факторами.