Натан Эйдельман - Твой восемнадцатый век; Прекрасен наш союз…

На четвёртом этаже отведённого Лицею флигеля Царскосельского дворца над дверью чёрная дощечка с надписью: «№ 13 Иван Пущин», жилец этой комнаты взглянул налево, увидел — «№ 14 Александр Пушкин» и очень обрадовался такому соседству.

И сегодня на лицейских дверях таблички: некоторые двери приоткрыты и виден брошенный мундир, столик, рукомойник, перегородка, через которую так легко переговариваться!

Лицейских было тридцать человек — затем стало 29 [24] Константина Гурьева вскоре забрала мать. , номеров же было пятьдесят.

«Так и вижу номера над дверьми и на левой стороне воротника шинели на квадратной тряпочке чернилами»,— вспомнит 76-летний Иван Малиновский, и по просьбе академика Якова Грота (тоже лицеиста, но более младшего выпуска) он почти без ошибок назовёт, кто в какой комнате помещался (небольшие неточности сам Грот и выправит):

№ 6 Юдин, 7 Малиновский, 8 Корф, 9 Ржевский, 10 Стевен, 11 Вольховский, 12 Матюшкин, 13 Пущин, 14 Пушкин, 15 Саврасов, 16 Гревениц, 17 Илличевский, 18 Маслов, 19 Корнилов, 20 Ломоносов; все они окнами ко дворцу, а в «ограду»: 29 Данзас, 30 Горчаков, 31 Броглио, 32 Тырков, 33 Дельвиг, 34 Мартынов, 35 Комовский, 36 Костенский, 37 Есаков, 38 Кюхельбекер, 39 Яковлев, 40 Гурьев, 41 Мясоедов, 42 Бакунин, 43 Корсаков.

«14» — так Пушкин подписывает некоторые свои письма и много лет спустя.

«С мнением № 8 не согласен»: это значит — с мнением Корфа.

«В каждой комнате,— вспомнит Пущин,— железная кровать, комод, конторка, зеркало, стул, стол для умывания, вместе и ночной. На конторке чернильница и подсвечник со щипцами».

Лицей — маленький, четырёхэтажный городок. Инспекторы, гувернёры живут внизу — там же и хозяйственное управление. Второй этаж — это столовая, больница, канцелярия, знаменитый конференц-зал (именно здесь Пушкин будет читать стихи Державину). Третий этаж — учебный: классы, кабинет физики, кабинет для газет и журналов, библиотека, «рекреационная зала», то есть место для отдыха и забав… Глобус, географические карты, на которых ещё нет Антарктиды, истоков Нила, где Сахалин «ещё не остров», где обозначены десятки самостоятельных германских княжеств, но зато Южная и Центральная Америка полностью окрашена в «испанскую» и «португальскую» краски.

На всех этажах и на лестницах горели лампы (разумеется, не электрические). Память сохранила то, что казалось необыкновенным, прежде непривычным: в двух средних этажах были паркетные полы. В зале — огромные зеркала во всю стену, и мебель обита штофом — тяжёлым узорчатым шёлком…

Пущин находил, что «при всех этих удобствах нам нетрудно было привыкнуть к новой жизни». Тем более что лицейским был предложен заранее выработанный режим, «правильные занятия»: подъём по звонку в шесть утра. Одевались, шли на молитву.

От 7 до 9 часов — класс, то есть учебные занятия.

В 9 — чай с белой булкой: никаких завтраков! Хотя все лицеисты были из «благородного сословия» и, случалось, швыряли плохо выпеченные пирожки в бакенбарды Золотареву [25] Помощник надзирателя по хозяйственной части (сегодня мы сказали бы «завхоз»). , но воспитатели стремились отучить их от изнеженности и роскоши.

Сразу после чая — первая прогулка до десяти часов.

Особенно весело гулялось летом, когда Царское Село становилось «Петербургом в миниатюре», когда кругом — люди, музыка, представления. Осенью же, как пожалуется в одном из писем Илличевский, «всё запрётся в дому, разъедется в столицу или куда хочет, а чем убить такое скучное время? Вот тут-то поневоле призовёшь к себе науки».