Алексей Валеров - Новгород и Псков - Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

С момента появления в Пскове литовца Довмонта, который вскоре стал псковским князем, во внутренней и внешнеполитической жизни Пскова произошли значительные изменения, в связи с чем новгородско-псковские взаимоотношения вступили в новую фазу. Летописание Новгорода и Пскова сохранило повременные записи об обстоятельствах и времени княжения Довмонта в Псковской земле. Информативная наполненность и историческая ценность псковских и новгородских летописей при этом неодинакова. Новгородские источники, как правило, содержат пространные сообщения, обстоятельно излагают ход событий, в них встречаются исторические и литературные параллели. Псковские памятники, наоборот, довольно скупы на изложение, отмечая лишь наиболее значительные факты из истории Пскова. Краткий, сжатый, лаконичный рассказ здесь нарушается только агиографическим повествованием о Довмонте — произведением, которое подробно описывает и прославляет деятельность и достоинства псковского князя.

Предыстория появления Довмонта в Пскове в новгородских и псковских летописных памятниках связывается с событиями 1263 г. в Литве. Как известно, в это время произошло убийство великого литовского князя Миндовга. О нем из интересующих нас летописей упоминают под соответствующим годом Новгородская Первая летопись, Новгородская Четвертая и Софийская Первая летописи, сообщая, что это сделали «родици, свещавшеся отаи всехъ» [773]. В тех же источниках находим сведения о случившейся междоусобице, когда убийцы не поделили «товаръ его» (Миндовга. — А.В. ), причем запись сопровождается уточнением: «того же лета» [774]. В конфликт оказался вовлеченным полоцкий князь Товтивил, которого постигла участь Миндовга. Едва избежал смерти сын Товтивила — ему удалось бежать «с мужи своими» (видимо, полоцкие бояре, которых незадолго до того «исковаша», но затем «пустиша») в Новгород. В Полоцке сел литовский князь, и между Полоцком и Литвой был заключен мирный договор [775]. Примечательно, что в рассказе о «мятеже» в литовских землях совершенно отчетливо видны симпатии новгородского летописца к Товтивилу, которого он называет «князь добрый», и его сторонникам [776].

Псковские летописи, а также включенное в их текст Житие Довмонта, о событиях 1263 г. в Литве умалчивают, поскольку их сообщения о том, что «побишася Литва межи собою, некиа ради ноужа», помещены под 1265 г. [777]

К этому году относится месть литовского князя Войшелка убийцам Миндовга, своего отца. Старший и младший изводы Новгородской Первой летописи сохранили достаточно подробный рассказ об этих событиях, расцвеченный многочисленными похвалами Войшелку, принявшему христианство, и риторическими выступлениями против «поганой» литовской веры [778]. Неясно только, были ли «мятеж великъ в Литве» и месть Войшелка разновременными событиями или же летописец имел в виду одну и ту же междоусобицу. Вероятно, проясняет ситуацию фраза из Жития Довмонта в Псковской Второй летописи, в которой победа и вокняжение Войшелка расцениваются как логический исход многочисленных распрей среди литовских князей [779]. В любом случае удача Миндовгова сына привела к тому, что в землях Северо-Западной Руси вновь появились изгнанники из Литвы, видимо, противники Войшелка. На этот раз пристанищем для 300 литовских семей стал Псков, где «крести я князь Святъславъ с попы пльсковьскыми и съ Пльсковичи». Такие подробности происходившего узнаем из Новгородской Первой летописи, в статье, помещенной под 1265 г. [780]

Примечательно, что вторая волна литовских беглецов направилась не в Новгород, как в 1263 г. сын Товтивила со сподвижниками, а в Псков. Если в 1263 г. бежали сторонники Миндовга, то в 1265 г. — враги его сына Войшелка. Не случайно, что тех, кто укрылся в Пскове, «новгородци хотеша… исещи» [781]. Здесь мы вновь видим проявления давнего противостояния между двумя крупнейшими городскими центрами Северо-Западной Руси.

Спасение к литовским «выгонцам» пришло от Ярослава Ярославича, который «не выда ихъ… и не избьени быша» [782]. Необходимо указать на тот факт, что Ярослав в данном случае действовал скорее не в качестве новгородского, а в качестве великого князя. В то же время из этого вовсе не следует, будто бы «в 1265 г. Ярослав с новгородским полком находится во Пскове», о чем пишет В.Л. Янин, объясняющий таким образом «возможность оперативного вмешательства в столь стремительное событие» [783]. Представляется, что для того чтобы помешать новгородцам расправиться с беглецами из Литвы, Ярославу не обязательно нужно было быть в Пскове. Он мог предотвратить избиение и находясь в Новгороде. Не случайно мнение В.Л. Янина было подвергнуто критике А.Н. Хохловым, который, в частности, указывал на отсутствие каких-либо данных в источниках о пребывании Ярослава Ярославича в 1265 г. в Пскове с новгородским полком. Кроме того, тогда «остается непонятным, почему крайне важная церемония массового крещения язычников проходит под руководством и в присутствии Святослава Ярославича, а не самого великого князя» [784].