Алексей Валеров - Новгород и Псков - Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

Возраставшее на протяжении второй половины XI — первой трети XII в. значение Пскова как одного из членов конфедерации волостей, существовавшей на Северо-Западе Руси в это время, нашло отражение в немногочисленных и кратких известиях письменных источников. В 30-е гг. XII в. псковская община предпринимает попытку избавиться от последних элементов прошлой зависимости от Новгорода и занять внутри конфедерации положение, полностью равное новгородскому. Насколько это удалось псковичам, мы можем выяснить, обратившись к сведениям новгородских и псковских летописей, рассказывающих о событиях 1130-х гг. При этом воссоздаваемая на основе местных летописей картина взаимоотношений Новгорода и Пскова потребует сопоставления традиций двух летописных школ. Выявленные в результате такого сравнения разночтения помогут определить, в чем заключались различия в описании случившегося в 1132 и 1136–1137 гг. между новгородским и псковским летописанием, а значит, на основании полученных фактов мы сможем максимально приблизиться к пониманию причин, содержания и следствий тех процессов, которые происходили во взаимоотношениях Новгорода и Пскова на рубеже первой и второй третей XII в.

Сопоставление трактовки событий 30-х гг. XII в. в новгородских и псковских источниках мы предлагаем провести, с одной стороны, на примере Новгородской Первой летописи старшего извода, так как она содержит наиболее древний по сравнению с другими новгородскими летописями текст, который почти без изменений лег в основу поздних летописных сводов, а с другой — трех псковских летописей, которые в рассматриваемом случае воспроизводят во многом одинаково текст их общего протографа.

Что же можно выяснить, опираясь на известия Новгородской Первой лет описи старшего извода и псковских летописей? Насколько этот вопрос далек от окончательного своего разрешения, показывает довольно обширная историография, связанная с событиями 30-х гг. XII в.

Одним из первых решился дать им оценку еще в начале XIX в. Н.М. Карамзин. Историк, комментируя новгородские летописные записи, касающиеся новгородско-псковских взаимоотношений в рассматриваемый период времени, отмечал, что «город Псков сделался на время особенным княжением…» [382].

Младший современник Н.М. Карамзина, митрополит Евгений (Болховитинов), усматривал в действиях псковичей в 1136 г. узурпацию права призвания князей, дарованного Ярославом Мудрым новгородцам [383].

Наряду с подобными краткими замечаниями встречаем у историков прошлого столетия и пространные рассуждения по поводу значения событий 30-х гг. XII в. для дальнейшей истории Пскова. Например, С.М. Соловьев, подробно изложив канву происходившего, заключил, что в 1132 г. «псковичи и ладожане затем и приходили в Новгород, чтоб требовать себе назначения новых посадников» [384]. То есть, как это видно из последнего замечания исследователя, институт посадничества во Пскове существовал и раньше, и, по всей видимости, для С.М. Соловьева это было проявлением зависимого от Новгорода статуса Псковской земли. Недаром, заключая рассказ о событиях уже 1136–1137 гг., историк писал, что для псковичей «выгодно было… получить особого князя и освободиться таким образом от влияния старшего города» [385].

Другой видный специалист XIX столетия по истории средневековой Руси, Н.И. Костомаров, также связывал события 30-х гг. XII в. в Северо-Западе с проявлениями стремлений Пскова к политической самостоятельности. Н.И. Костомаров полагал, что в 1132 г. «псковичи вместе с ладожанами действуют с новгородцами как правные члены одного государственного тела», но уже события 1136–1137 гг. придали Пскову «вид самостоятельной удельной земли в русской федерации» [386]. В отличие от С.М. Соловьева, Н.И. Костомаров сумел увидеть не только внешние проявления борьбы Пскова за независимость, но и выявить саму суть федеративного начала в Древней Руси, которое обусловливало такое достаточно раннее возникновение особого Псковского государства.

Рядом с такими интересными высказываниями Н.И. Костомарова намного бледнее выглядят мысли И.Д. Беляева, К.Н. Бестужева-Рюмина и А.И. Никитского, согласно которым Псков являлся не субъектом, а объектом в борьбе новгородских партий, которые поддерживали того или иного князя, а Псков (в зависимости от исхода этой борьбы) принимал или нет князя, изгнанного из Новгорода, причем этот князь ни в коем случае не являлся действительно псковским в своих политических действиях [387]. В таком же ключе трактовались названными исследователями и события 11361137 гг., а значит, как писал, к примеру, А.И. Никитский, «было бы, однако, совершенно неосновательно считать подобного князя за псковского и искать в этом факте какой-либо перемены в псковском устройстве» [388].