Алексей Валеров - Новгород и Псков - Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

Одной из основных целей походов против прибалтийско-финских племен также было обложение их данью, шедшей новгородцам и, весьма вероятно, псковичам. Совершенно отчетливо об этом говорят сами летописи. Изяслав в 1060 г., покорив сосол, «дань заповеда даяти по 2000 гривенъ» [369]. В результате похода 1130 г. на чудь Мстислав посредством своих сыновей Всеволода, Изяслава, Ростислава «възложиша на не дань» [370]. В таком же ключе нужно читать в известии Ипатьевской летописи о походе Мстислава в 1116 г. на ту же чудь слова «и погость бещисла взяша» [371], так как, по наблюдениям А.Н. Насонова, здесь речь идет о чудских селениях в значении центров податной территории, в чем их функциональное отличие от погостов Псковской земли [372].

Столкновение с прибалтийско-финскими племенами как на населенных ими территориях, таки в пределах Псковской земли (1060 г.) — не единственное проявление военной активности северо-западных русских городов во второй половине XI — первой трети XII вв. Летописный материал свидетельствует о довольно ожесточенной борьбе Новгорода и Пскова с полоцкими князьями. В 1065 г., как явствует из Новгородской Четвертой и Псковской Второй летописей, Всеслав Полоцкий, «събравъ силы своя многыя, прииде ко Псковоу, и много тружався съ многыми замыслении и пороками шибавъ, отьиде ничто же оуспевъ» [373]. В 1066 г. (по Новгородской Первой летописи старшего извода и Псковским Первой и Третьей летописям) или в 1067 г. (по Новгородской Первой летописи младшего извода, Новгородской Четвертой и Софийской Первой летописям) тот же Всеслав «възя Новъгородъ, съ женами и съ детьми» и даже «колоколы съима у Святыя Софие» [374]. Но уже в 1069 г. знаменитый полоцкий князь был разбит новгородцами на Кзене/Кземли.

Представляется, что военные конфликты второй половины 60-х гг. XI в. между Новгородом и Псковом, с одной стороны, и Полоцком, с другой, во многом были связаны с соперничеством из-за даннических территорий, коими являлись земли чуди и сосол. Для подтверждения этой мысли обратимся к событиям конца XII в. В 1180 г. «Мьстиславъ съ Новгородци поиде на Полтескъ на зятя своего Всеслава, ходилъ бо беаше дедъ его на Новгородъ и взялъ иерусалимъ церковный и сосуды слоужебныя, и погость единъ завелъ за Полтескъ» [375]. Совершенно очевидно, что мотивируя поход новгородцев в Полоцкую землю летописец решил напомнить о взятии Всеславом Полоцким в 1066/1067 гг. Новгорода и о разграблении при этом Софийского собора. В статье 1180 г. интерес представляет фраза, из которой выясняется, что Всеслав Брячиславич в конце 60-х гг. XI в. «погость единъ завелъ за Полтескъ». Погост, вероятно, входил в состав новгородских владений, так как под погостами в данном случае, как уже говорилось, следует разуметь центры податной территории. По всей видимости, после 1067 г. Полоцку отошла какая-то часть прибалтийско-финских земель, ранее зависевших от Новгорода. Обращает на себя внимание тот факт, что незадолго до триумфа Всеслава Полоцкого в 1065 г. новгородцы и псковичи покоряли сосол. Отсюда напрашивается вывод: борьба за право собирать дань с прибалтийско-финских племен — одна из главных причин войны полочан с новгородцами и псковичами. Как отмечал А.Н. Насонов, соперничество велось также и за Пусторжевскую волость и Заволочье, являвшиеся тем пространством, которое было освоено Псковом и Новгородом в отношении дани [376]. В борьбе с Полоцком новгородцы и псковичи, надо думать, выступали совместно, так как и Псков (в 1065 г.) и Новгород (в 1066/1067 гг.) подвергались нападению Всеслава Полоцкого.

Изучая взаимные отношения Новгорода и Пскова во второй половине XI–XII в., следует заметить, что, судя по немногочисленным записям в новгородских летописях, большинство из которых подверглось правке новгородского редактора в конце первой трети XII в., а также известиям из псковских источников, основное внимание летописцев было сосредоточено на военном аспекте взаимодействия двух городов-соседей. При более детальном анализе летописных статей, посвященных борьбе новгородцев и псковичей с полоцким князем Всеславом и походам Новгородско-Псковского войска в земли прибалтийско-финских племен с целью взимания с них дани в некоторой степени проясняется и внутриполитический аспект взаимоотношений Новгорода и Пскова.

После заточения Ярославом в 1036 г. Судислава и его пострижения в 1059 г. в монахи Ярославичами псковская община, лишившись собственного князя, была поставлена в положение зависимости по отношению к новгородской. Термин «пригород», применяемый рядом исследователей при определении статуса Пскова касательно Новгорода, вряд ли можно признать удачным, поскольку он не используется в самих летописных источниках применительно к Пскову [377]. Начиная с середины XI в., в связи с появлением общего врага в лиде Полоцкого города-государства и взаимных интересов в плане установления и расширения данничества на прибалтийско-финских территориях, характер новгородско-псковских отношений стал меняться в сторону создания военного союза. Конечно, в категоричной форме утверждать это мы не можем. Отрывочность известий новгородских летописей за вторую половину XI в. (отсутствие записей в ряде промежутков текста, особенно за 1079–1095 гг.) свидетельствует, как отметил еще А.А. Шахматов, о том, что «новгородское летописание в XI в. велось с перерывами» [378]. Летописание же во Пскове в XI в., скорее всего, отсутствовало, хотя А.А. Шахматов предполагал, что записи под 1060 и 1065 гг., читающиеся в Новгородской Четвертой летописи, псковского происхождения [379]. Поэтому реконструкция новгородско-псковских взаимоотношений в рассматриваемый период отчасти носит предположительный характер, так как основывается на немногочисленных сведениях, касающихся истории Пскова во второй половине XI — начале XII в., которые сохранились в Новгородской Первой младшего извода, Новгородской Четвертой, Софийской Первой, Псковской Второй и Ипатьевской летописях. Из содержания этих известий положение Новгорода и Пскова рисуется как приближенное к равноправному, хотя, конечно, не имея института княжеской власти, псковская община не могла пока претендовать в полной мере на статус, одинаковый со статусом общины новгородской. Как нам кажется, точнее всего определил суть новгородско-псковских связей на рубеже XI–XII вв. И.Я. Фроянов. Характеризуя «государственно-политическую систему в Новгородской волости», сложившуюся к началу второй трети XII в., исследователь отметил, что «Новгород, заметно продвинувшись вперед в приобретении независимости от Киева и строительстве собственной республиканской государственности, усилил политическое давление на Ладогу и Псков», но их противоборство «не дало, вероятно, решительного перевеса ни одной из конфликтующих сторон, и от стычек три крупнейшие общины Новгородской земли перешли к совместному управлению важнейшими общеволостными делами»; подобная взаимосвязь видится И.Я. Фроянову как «клонящаяся к паритету» [380]. Соглашаясь с мнением ученого, необходимо заметить, что возникновение подобных паритетных взаимоотношений между Новгородом и Псковом произошло скорее не в результате признания Новгородом неудачи своих попыток подавить стремление Пскова к большей самостоятельности, а благодаря взаимному интересу в плане противостояния Полоцку и распространения дани на чудские, саккалские земли. Совместное управление общими делами волости, отмеченное И.Я. Фрояновым, вряд ли сопровождалось слиянием территорий городских общин, как это представлялось А.Н. Насонову [381], и сущность государственной системы, возникшей в конце XI — начале XII в. на Северо-Западе Руси, можно определить во многом как конфедерацию уже сложившихся волостей, если, конечно, данный термин применим к этой эпохе.