Алексей Валеров - Новгород и Псков - Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

Последнее, на что необходимо обратить внимание, — именование Пскова со стороны Новгорода понятием «младший брат», встречающимся в некоторых летописях. Данный термин многие исследователи соотносили с текстом самого Болотовского договора, что позволяло говорить о закреплении вассального положения Пскова по отношению к Новгороду [1098]. Текст, содержащий понятие «младший брат» применительно к Пскову, сохранили сравнительно поздние летописи общерусского, точнее, московского происхождения — Софийская Первая, Московский свод 1479 г. и Воскресенская [1099]. В Новгородской Четвертой летописи, основной текст которой создавался независимо от Софийской Первой и использовал современные событиям новгородские записи, данная терминология в договоре отсутствует. Полагаем, что она появилась в летописных памятниках не ранее XV в., в эпоху, когда на Руси складывалась система служилых отношений. В первой же половине XIV в. летописная фразеология, в частности в тексте Болотовского договора, такого определения еще не знала.

Вышеизложенные соображения относительно даты составления Болотовского договора позволяют согласиться с мнением Г.В. Проскуряковой — В.Л. Янина, в соответствии с которым мир между Новгородом и Псковом следует датировать не 1348 г., а более ранним временем. Однако, в отличие от названных исследователей, мы связываем подписание Новгородско-Псковского соглашения не с периодом княжения в Пскове Александра Михайловича Тверского, а с событиями 1342 г. (псковско-ливонская война и уход литовских князей из-под Пскова).

Датировка договора 1342 годом, предложенная также некоторыми авторами (Т.В. Круглова, С.В. Белецкий, А.В. Еременко), в сущности, является верной. Однако с общим ходом рассуждений названных исследователей и их выводами относительно значения подписанного соглашения нельзя согласиться. Например, А.В. Еременко, освещая обстоятельства, сопутствующие заключению договора, неверно истолковывает запись Новгородской Четвертой летописи под 6851 г. как именно новгородскую [1100]. Между тем в исследованиях А.Н. Насонова и Я.С. Лурье показано, что интересующие нас известия, помещенные в данной летописи под этим годом, имеют псковское происхождение и попали в новгородское летописание посредством Новгородско-Софийского свода, объединявшего различные летописные традиции [1101]. Подтверждением этому может служить текстологическое сличение новгородских и псковских летописей, показывающее, что заимствованные псковские записи были тенденциозно отредактированы в самом Новгороде.

Сильно оказалась подвержена политической конъюнктуре и Новгородская Первая летопись младшего извода в изложении событий 1341–1342 гг. Необъективность летописца проявилась не только в эмоциональной оценке отдельных эпизодов новгородско-псковских взаимоотношений (использование характерной терминологии — «кланяемся вам, господе своеи, обороните нас» [1102] — при описании обращений псковичей к новгородцам). Рассказ о псковском посольстве в Новгород целиком построен так, чтобы показать безосновательность опасений псковичей и непоследовательность их действий, что оправдывало новгородцев, повернувших свое войско обратно от Пскова (если оно вообще выступало из Новгорода), даже придавало их поведению благородный характер.

Предположение об установлении по Болотовскому договору определенной зависимости внешней политики Пскова от Новгорода, равно как и допущение о намеренном умолчании автора летописной записи под 1348 г. о невыгодных псковичам статьях, также представляется весьма сомнительными. В реальном тексте договора (по Новгородской Четвертой летописи) ничего не говорится об урегулировании вопросов, касающихся внешнеполитической сферы. Сознательное сокрытие части условий договора тем более было не в интересах новгородцев, если учесть обстоятельства событий под Орешком и общий пафос летописной статьи, осуждающей псковичей за их поведение под стенами крепости. Следовательно, достаточно веских оснований писать о зависимости псковской внешней политики от Новгорода нет. Кроме того, для реконструкции взаимоотношений Новгорода и Пскова в первой половине XIV в. А.В. Еременко использует летописные известия за вторую половину названного столетия и даже за первую половину следующего — XV, что, на наш взгляд, является не совсем верным методическим приемом.

Что касается содержания Болотовского договора, то вряд ли оно кардинально затрагивало давно сложившийся характер взаимоотношений Новгорода и Пскова. Основная часть положений договора отразила, на наш взгляд, статьи традиционного формуляра новгородско-псковских докончаний, складывавшегося начиная со второй трети XII в. Новацией Болотовского соглашения следует считать условие, регулировавшее вопросы церковного суда, что было логичным завершением трений между Новгородом и Псковом по церковно-политическим вопросам, имевших место в 30-е гг. XIV в.