Вадим Трепавлов - Степные империи Евразии - монголы и татары

Мы ставили проблему определения концептуальной основы верховной власти, поэтому на конкретных проявлениях прерогатив кагана, описанных почти во всех исследованиях по монгольской истории XIII в., останавливаться не будем. Но власть кагана имела еще одну сторону, слабо освещенную в литературе, — ритуальное оформление.

Концепция верховной власти находила свое воплощение, кроме всего прочего, в церемонии коронации. Довольно подробная информация о ней поступает из нескольких источников. Для цельности картины не станем разбирать эти сведения одно за другим, но попытаемся соединить их в одну схему. Нужно учесть, что, несмотря на очевидную стабильность ритуалов, некоторые их детали варьировались на различных коронационных курултаях, поэтому ниже будут указываться имена провозглашаемых в каждом отдельном случае каанов. Из всех информаторов, видимо, только Плано Карпини со своими спутниками был очевидцем венчания на царство; остальные авторы описывали это событие с чужих слов, но наиболее детально оно отражено у Бар Эбрея и Джувейни. Приводя эти данные, мы имеем в виду, что наша цель остается прежней — найти соответствия с предыдущими государствами кочевников [368]. Итак, интронизация очередного каана происходила в следующем порядке.

1. Шаманы назначают благоприятный день (это отмечено в описаниях коронации Угедэя, Гуюка и Мункэ) [369].

2. Присутствующие обнажают головы и развязывают пояса, демонстрируя покорность воле Неба (Угедэй, Гуюк, Мункэ) [370]. Аналогичная церемония происходила при коронации ильхана Аргуна [371].

3. Участники курултая просят избранника занять место каана, на что следует символический отказ в пользу старших родственников (Угедэй, Гуюк) [372].

4. Приближенные «силой», под руки усаживают каана на трон (Угедэй, Гуюк, Мункэ) [373]. Аналогичная церемония отмечена у древних тюрок [374], сельджуков Рума [375], при воцарении ильханов Текудер-Ахмеда и Аргуна [376].

5. Знать и военачальники приносят присягу в верности (Гуюк, Хубилай) [377]; то же у румских сельджуков [378]. Источники не конкретизируют содержания присяги, но можно предположить, что раз вся церемония была отработана и практически неизменна, то и клятва содержала некие застывшие сентенции. Мы располагаем текстом присяги соратников Темучина, данной своему лидеру в конце XII в. [379], но это типичный договор вождя и дружины. Среди различных заверений в преданности, о которых сообщают монгольские источники, обращают на себя внимание однотипные выражения. Так, тайджиуты во главе с Наяа говорили Темучину: «Мы, с полной верою в тебя, пришли отдать свои силы» [380]; уйгурский идикут — Чингис-хану: «Если бы хаган соблаговолил… всю силу отдал бы тебе» [381]; военачальник Мэнгэту-сэчэн — Чингис-хану: «Будем трудиться, отдавая тебе свою силу» [382]; военачальник Богурчи, стыдя некоего Чуу-мергена, бегущего от тайджиутского войска, говорил: «Так-то ты, убегая, отдаешь силу владыке» (Чингис-хану) [383]; кравчий Чингиса баурчи Сараман — Чагатаю: «Ты… еще не родился, и еще не собралось множество подданных, а я уже отдавал свою силу хану, твоему отцу» [384]; и т. д. То же выражение в Орхонских памятниках обозначало верную службу тюрок государю: «Пятьдесят лет отдавали [они ему] свои труды и силы… Какому кагану отдаю я мои труды и силы?» [385]. Слияние «силы» подданных и осуществляемых ее посредством «трудов» с магической «силой» кагана (qut/кйбй), с его «трудами» являлось, вероятно, одним из центральных пунктов присяги как у туцзюэ, так и у монголов. Вновь проступил терминологический трафарет, сохранившийся от древнетюркской эпохи.

6. Участники курултая поднимают каана на войлоке (Угедэй, Гуюк) [386]; то же у сяньби [387], древних тюрок [388], уйгуров [389].

7. Каана заставляют взглянуть на небо и берут обещание царствовать справедливо под угрозой свержения (Гуюк) [390]. Описание ритуальной угрозы монарху у Сен-Кантена нечетко, но все же заставляет вспомнить имитацию убийства коронуемого государя у древних тюрок и хазар [391].

8. Девятикратное поклонение перед кааном (Угедэй, Гуюк, Хубилай) [392]; то же у древних тюрок [393], сельджуков Рума [394], ильханов Аргуна и Газана [395].

9. По выходе из шатра — троекратное поклонение солнцу (Угедэй, Гуюк, Мункэ) [396].

Как видим, монгольская церемония во многом дублирует древнетюркскую. Существенная разница лишь в том, что в возведении на престол каганов Ашина фигурировал конь, на которого сажали кагана после поднятия на войлоке [397]. Есть сведения об этом ритуале и у ки-даней [398], но в Ляо кандидатуру императора всегда определяли, ставя перед ним знамя и барабан [399]. Последний, судя по имеющимся данным, к выполнению обряда коронации у монголов не привлекался, а знамя упомянуто только в связи с курултаем 1206 г.: «Здесь воздвигли девятибунчужное белое знамя и нарекли ханом — Чингис-хана» [400]. Х. Ховорс видел в девятиконечности стяга пережиток эпохи девятиплеменного союза шивэй [401], Д. Банзаров — влияние иранской мифологии (девять гениев у бога Хормусты-Ахурамазды) [402]. Ниже мы еще вернемся к этому вопросу.