Вадим Трепавлов - Степные империи Евразии - монголы и татары

У Александра Казимировича не было возможности, да, может быть, и желания принять участие в походе. Как раз в то время, после смерти Яна Ольбрахта, он был избран польским королем и вместо Чернигова отбыл в Краков на свою коронацию, «оставив свои дела с царем Заволжским». Направленный к нему «просити Киева» посол Шейх-Ахмеда вернулся ни с чем. В посланиях краковскому кардиналу Александр с некоторой язвительностью пишет о «татарине заволжском», который «называет себя господином Киева, Чернигова и других городов в княжестве Литовском» [1084]. Фактически в это время Александр Ягеллон пошел на разрыв со своими татарскими союзниками и тем самым оставил их наедине с могущественным и беспощадным Менгли-Гиреем [1085].

Шейх-Ахмед и беклербек Таваккул в конце 1501 или в начале 1502 г. пришли к мысли, что союз с Литвой не дает им никакой выгоды. Московский посол с удовлетворением доносил из Крыма летом 1502 г., что «с литовским… Ши-Ахмат царь в розни» [1086]. Правители Орды вознамерились склонить к антикрымскому союзу Москву, при этом обещая «от литовского отстати» [1087]. Иван III не пожелал ради этого сомнительного приобретения рвать устоявшиеся связи с Менгли-Гиреем и сообщил тому об ордынском посольстве.

В отличие от польско-литовских монархов, московские государи не имели планов по созданию коалиций с Большой Ордой. Наоборот, перемещаясь вдоль южного пограничья она представляла собой постоянную угрозу московским владениям. Поэтому усилия русской дипломатии были направлены на создание антиордынских альянсов с привлечением Крыма, Казани, ногаев и использованием все увеличивающихся военных сил служилых татар на Руси. Несколько раз войска Ивана III под командованием русских воевод и служилого касимовского царя Нурдевлета выходили в степь, чтобы погромить ордынские улусы и отогнать их от границ.

Посольские связи между двумя соседними государствами были довольно редкими. В 1480-х гг. в умах ордынских политиков зрела идея залучить к себе Нурдевлета, чтобы сделать его знаменем борьбы против его ненавистного брата Менгли-Гирея. Для обсуждения условий переезда бывшего крымского хана в Тахт эли в августе 1487 г. в Москву прибыло посольство от Муртазы и Саид-Махмуда [1088]. Но из этого ничего не получилось: ни Иван III, ни Нурдевлет не пожелали ввязываться в малоперспективные авантюры «Ахматовичей».

В конце 1501 г. Шейх-Ахмед и Таваккул прислали своих представителей в Кремль для переговоров «о дружбе и любви», а конкретно — для объявления о своей переориентации с Вильны на Москву ради совместной борьбы с Крымом. Как говорилось выше, и на сей раз большеордынцев постигла неудача. Впрочем, в Орду был отправлен великокняжеский посол Д. Лихорев с задачей объявить хану «о любви же» [1089]. Он вернулся на родину уже после падения Орды.

Над отношениями Московского государства с Большой Ордой всегда висела тень прежних даннических обязанностей Руси эпохи «ига». При общении с Иваном III татары не решались даже упоминать об этом. В начальном протоколе ханских грамот теперь употреблялось выражение «(такого-то хана) слово Ивану», т. е. просто с обозначением разного ранга правителей — хана («царя») и великого князя, без прежнего повелительного оборота сёзюм — «слово мое» [1090]. Но в переписке с Вильной и Краковом ордынцы давали волю ностальгии, сопровождая упоминания Ивана Васильевича непременным добавлением «холоп наш» [1091]. Польско-литовская сторона охотно поддерживала эти настроения, укрепляя в своих татарских собеседниках антимосковский настрой.

Единственный раз Иван III решил заплатить некое подобие дани, причем, насколько можно судить по источникам, без каких-либо особых настояний с татарской стороны. В 1502 г. Шейх-Ахмед написал Александру Казимировичу, вне себя от радости: московский князь «прыслалъ к намъ тые датки, чого жь отцу нашому и братьи нашои не давал». Ему вторил Таваккул: «…чого предкомъ царевымъ и нашымъ не давал, то нам тое дороги прислалъ» [1092]. Во-первых, обращает на себя внимание подчеркивание беспрецедентности выплат. Похоже, ордынцы уже успели забыть, сколько должны были платить русские в Орду, да и сам факт платежа воспринимался ими как возрождение порядков очень далекой старины — еще до «отца нашего» и «предков царевых». Во-вторых, для выплат употреблено понятие датки , которое, кажется, не употреблялось в практике русско-ордынских даннических отношений. Его использование, вместо ожидаемых дани, выхода, ясака , также свидетельствует об уникальности ситуации.