Сергей Сорочан - Ромейское царство [Часть 2]

Выдающийся византинист Александр Каждан в одной из своих книг, изданной посмертно, написал следующие красноречивые слова, которые могут служить своеобразным эпилогом, точнее, конечным эпиграфом ко всему рассказанному: «Византия ушла в прошлое. Ее общественные порядки невозвратимы. Но ее памятники уцелели. Они напоминают нам, несомненно, о величии василевсов-самодержцев, но вместе с тем и совсем о другом — о героической борьбе духа против политического униформизма и догматической идеологии. И, может быть, в этом пассивном сопротивлении — человеческое величие византийского искусства, далеко не такого напыщенного и недвижимого, как это может показаться невнимательному наблюдателю».

Византия до последнего вздоха жила вопреки. Такой она осталась и за гробом, в своей «посмертной жизни», проявив удивительную способность к адаптации. Даже ее прославленный завоеватель, султан Мехмед II Фатих (1451–1481 гг.) выступал как восприемник наследства ромейского императора и объявил себя «владыкой двух морей и двух стран». Не зря он велел построить свой мавзолей на месте, где прежде стоял один из самых известных ромейских храмов — Апостолион с гробницей основателя Города Константина Великого.

Насколько это было возможно, Великий Турок постарался превратить Константинополь в традиционный мусульманский город и вместе с тем в столицу богатой и мультикультурной империи. С этой целью в нем началось активное строительство, восстановительные работы, основание новых кварталов — махалла . В город организованно, в рамках турецкой насильственной политики переселения — сюргюна — возвращали беженцев и целыми семьями заселяли пленников из числа немусульман — христиан, иудеев, обещая им определенные льготы и свободу вероисповедания, то есть демонстрируя возможность сосуществования завоевателей и покоренных. С учетом условий того времени это являлось политикой поразительной терпимости. Но особенно быстро росло мусульманское население, уже через два десятка лет составившее больше половины населения города, который превысил к концу XV в. 200 тысяч человек — половину от того, что он имел в самые лучшие времена ромейской истории. Это потребовало переделки большинства церквей в мечети и медресе . Передавая их мусульманам, к зданиям с западного угла добавляли высокие башни- минареты для призыва правоверных к молитве Аллаху, а внутри строилось святилище- михраб , для чего использовали главную апсиду храма или вырубали нишу в стене, ориентированную по направлению на священную Мекку . Византийские мозаики и фрески на стенах уничтожали, замазывали. Таким образом, за полтора столетия почти все храмы Константинополя были переделаны, что, впрочем, надо признать, спасло их для грядущих поколений. К тому же и после передачи в руки мусульман церкви с их местными святынями, например, погребениями, мартириями, нередко продолжали оставаться объектом поклонения христиан, для которых к 1521 г. в Константинополе турецкие власти сохранили 67 церквей. Через семьдесят лет паломник-москвич Мисюр Мунехин записал, что «церквей христианских 72 в Царьграде, а побусурманено их 380, а пусто их 162».

Вместе с тем, с прежней изоляцией и обнищанием было покончено. Константинополь снова торговал товарами со всего мира. Его крытый базар и египетский рынок стал притягивать к себе караваны верблюдов и кораблей со всех важных пунктов Леванта. Теперь турки стали хозяевами на Балканах, надев ярмо на народы юго-восточной Европы. Эти народы должны были платить налог — харадж — и не имели права поступать на службу султану, носить оружие, ездить верхом, строить дома выше, чему у турок, даже носить платье слишком светлого цвета. Христианину, надевшему зеленое — цвет Пророка — грозило наказание палочными ударами, хотя, скорее всего, его бы просто закидали, забили камнями.

Завоеватели использовали все применявшиеся ранее в Ромейском царстве формы эксплуатации, методы налогового обложения, систему местного административного управления. При этом они в невиданном масштабе возродили работорговлю, которая стала одним из источников пополнения казны Османской державы. Пленных порой бывало столь много, что торговцы готовы были продавать их за любую цену, связывали по 10–12 человек одной цепью и так гнали на базар. Красивые пленные девушки и юноши, почти дети и постарше, наполняли гаремы турецкой знати.