Не все галло-римские магнаты относились к бургундам так высокомерно, как Сидоний. Из его же писем мы узнаем о большой дружбе с бургундами не менее знатного галльского магната — одного из представителей известного рода Сиагриев. [28] См. о Сиагриях. Соville, Recherches sur lʼhistoire de Lyon, p. 5 sqq. Les Syagrii.
Вот что пишет ему Сидоний Аполлинарий: «Трудно вообразить, как я удивлен той легкостью, с какой ты постиг германский язык... Не поверишь, как мы смеемся всякий раз, когда узнаем, что в твоем присутствии варвар боится допустить варваризм в своей речи. Удивляются тебе согбенные старцы германцев, видя, как ты читаешь их письма, и призывают тебя судьею и посредником в их спорах. Ты — новый Солон для бургундов по части толкования их законов, новый Амфион по части игры на трехструнной кифаре. Тебя любят, посещают, ищут..., избирают посредником, судьей; ты решаешь и тебя слушают. И хотя они одинаково грубы и суровы телом и смыслом, они учатся у тебя говорить на их собственном языке и носить римское сердце». [29] Sid. Apoll. Epist. V, 17, ed. Baret: «...immane narratu est, quantum stupeam sermonis te germanici notitiam tanto facilitate rapuisse... Aestimari minime potest, quanto mihi caeterisque sit risui, quoties audio quod, te praesente, formidet facere linguae suae barbarus barbarismum. Adstupet tibi epistolas interpretanti curva Germanorum senectus, et negotiis mutuis arbitrum te disceptatoremque desumit. Novus Burgundionum Solon in legibus disserendis, novus Amphion in citharis sed trichordibus temperandis, amaris, frequentaris, expeteris, oblectas, eligeris, adhiberis, decernis, audiris. Et quanquam aeque corporibus ac sensu rigidi sint, amplectuntur in te pariter et discunt sermonem patrium, cor Latinum».
Оседая вперемежку с туземцами-галлами, бургунды, надо думать, по большей части жили с ними в одной деревне, становились их соседями (vicini). Такая смешанная галло-бургундская деревня отчетливо выступает, например, в титуле XXXVIII Бургундской Правды, где речь идет «о предоставлении гостеприимства иностранным послам и [иным] путешественникам». Здесь мы читаем такие постановления: «§ 5. Если же посол возьмет в зимнее время сена или ячменя, обитающие в пределах данного селения, как бургунды, так и римляне также без всякого противодействия должны дать. § 7. Если путешествующий по частному делу придет к дому бургунда и попросит гостеприимства, а тот отошлет его к дому римлянина, и это смогут доказать, [бургунд] повинен уплатить 3 солида тому, к чьему дому он отослал его, да еще штрафа 3 солида».
Бывало, однако, и так, что бургунды селились отдельно от римлян, по старому германскому обычаю, кровными соединениями — так называемыми союзами фараманнов. [30] К этимологии слова P. Diac., II, 9 — SS. Rerum Langob., p. 78: «...faras hoc est generationes vel lineas».
Одно из распоряжений короля Гундобада рисует нам этих faramanni, как сообща производящих заимки в лесах, и, может быть, основывающих здесь общие поселения. «Также и в отношении заимок новые и незаконные домогательства фараманнов, приносящие отягощение, беспокойство и вред [римским] землевладельцам, предписываем сократить: чтобы и в лесах и в расчистках, захваченных и раньше и теперь, [римляне] имели долю с бургундами.» [31] Lex Burg., t. LIV, 2.
Здесь мы, очевидно, видим у бургундов пережитки старых родовых отношений, которые, однако, быстро исчезли в новых условиях жизни на территории Галлии. Во всяком случае, ни в одном из других текстов Бургундской Правды не говорится о том, чтобы родовые отношения играли какую-нибудь роль в общественной жизни Бургундского королевства.
* * *
Обратимся теперь к выяснению условий земельного раздела у вестготов, сведения о котором еще более скудны, чем сведения о разделе у бургундов. В частности, ни одно известие о поселении вестготов в южной Галлии и Испании ничего не говорит о разделах земель, и мы узнаем о них почти исключительно из древних законов вестготов. Но и эти данные очень скудны, отрывочны, не всегда ясны и иногда противоречивы. Некоторые намеки на практику раздела имеются у Сидония Аполлинария и у его современника, поэта Павлина Пелльского, но и эти намеки не всегда ясны. Между прочим, из Eucharisticum Павлина Пелльского мы узнаем, что во время первого поселения вестготов в южной Галлии при Атаульфе (412—414) земельного раздела не было, и готы просто были расквартированы у местных жителей на правах военного постоя.
Поэт, проживавший тогда в Бордо, рассказывает, что он потерял в это время любимого отца. Семейное горе и присутствие варваров поставили перед ним вопрос о том, не лучше ли переехать на жительство в деревенские поместья, — в Эпир, однако его удержала от осуществления этого намерения привычка к удобствам жизни в богатом городском доме, к тому же избавленном от готского постоя. [32] «...domus specialia commoda plura... Hospite tunc etiam Gothico quae sola careret...» (Eucharisticum, v. 282—285, взято у Gauppʼa. Die germanischen Ansiedlungen, S. 199).
Однако, когда под давлением императорского правительства готам пришлось (в 414 г.) уходить из Галлии в Испанию, отсутствие постояльца-варвара в доме Павлина привело к тому, что он был разграблен уходившими готами, в то время как многие жители Бордо сохранили имущество благодаря покровительству своих hospites. [33] Nullo ut quippe domum speciali iure tuente Cederet in praedam populo permisso abeunti, Nam quosdam scimus summa humanitate Gothorum Hospitibus studuisse suis prodesse tuendis (Ibid., v. 287—290).
Читать дальше