Вадим Нестеров - Жизнь примечательных людей. Книга вторая

«Я стараюсь ездить с концертами в разные точки нашей огромной Родины для того, чтобы успеть отдать людям своё сердце, свои песни. Я никогда не отказываюсь выступать для инвалидов, ветеранов, детей, молодёжи. Если у организаторов таких концертов нет денег, я выступаю бесплатно, для меня это не имеет никакого значения.

Меня упрекают и даже ругают за то, что я соглашаюсь работать бесплатно, ведь сейчас ни один даже совсем безголосый певец и пальцем не шевельнёт, пока ему не заплатят.

Меня часто спрашивают: «Сколько вы стоите?» Я всё время удивляюсь этой фразе и не могу, да и не хочу к ней привыкать. Поэтому неизменно отвечаю: «Нисколько не стою». Тогда люди порой раздражённо говорят: «Хорошо. Сколько стоят ваши песни?» Ну что за дикость? Как могут песни или я сама чего-то стоить? Это же бесценно. И я сама, и мои песни даны Богом для людей. Цену имеет лишь мой труд».

Вообще, достоинство — это, пожалуй, ключевое слово для понимания творчества Валентины Васильевны.

Даже когда начался обратный процесс и пошла обвальная мода на советское ретро, она, в отличие от многих своих коллег, устояла и не бросилась в суетливую погоню за вторым шансом. Не замелькала на всяких концертах типа «солянка сборная», мы так и не увидели ее в телевизионных ретро-конкурсах и прочем любимом отечественной культурой балагане. Жила так же, как всегда. И при этом — никогда не жаловалась и ни о чем не жалела:

«Песня не может быть русской или советской.

Не бывает песни, привязанной к строю. Хорошая песня для всех, и её нельзя называть русской или советской. Я не пела песен-лозунгов. Я никогда никому не служила. Я пела человеческие песни».

Работой она жила всегда. Даже когда врачи поставили ей страшный диагноз, она все равно продолжала выступать. В середине февраля на концерте в белорусском Могилеве певице стала плохо. После срочной госпитализации выяснилось, что болезнь дала рецидив с метастазами.

Ушла Валентина Толкунова так же, как жила — очень достойно. И лучшей эпитафией ей стала одна из ее последних песен — «Уходя, ничего не берите из прошлого».

Когда-то мне на глаза попался один очень любопытный опрос. Японцам задавали весьма правильный, на мой взгляд, вопрос: «Какой фильм, на ваш взгляд, лучше всего поможет иностранцам понять обычных японцев?».

Знаете, кто победил?

Всех просто разорвали фильмы Ёдзи Ямады «Мужчине живется трудно»: они более чем вдвое опередили и Куросаву, и Миядзаки, и прочих титанов японского кино.

Не знаю, как вы, а я об этом фильме услышал впервые. Начал рыть информацию и уже через пять минут понял, что «Мужчине живется трудно» — это не просто фильм, а социальный феномен.

В 1969 году малоизвестная студия «Сетику», которую, казалось, уже ничто не могло спасти от банкротства, приняла в работу фильм малоизвестного же режиссера Ёдзи Ямада по его собственному сценарию. Комедия об изрядном раздолбае по имени Тора-сан, который возвращается в свой родной район после почти 20-летнего отсутствия, имела такой бешеный успех, что студия немедленно озадачивает Ямаду снимать второй фильм.

Режиссер настолько не придавал этому значения, что даже не стал придумывать второму фильму названия, обозвав сиквел «Мужчине живется трудно: Продолжение». Два этих фильма отложили банкротство студии на неопределенный срок и позволили неплохо заработать.

Угадайте, сколько фильмов в итоге снял режиссер? А вот и нет. Сорок восемь. Сорок восемь!!!

Ямада каждый год снимал один-два фильма о Торе-сан, и все они проходили в прокате с каким-то безумным успехом. Это продолжалось тридцать лет (ЫЫЫЫ!) и закончилось все только в 1995 году, когда умер бессменный исполнитель главной роли Киеси Ацуми. Только тогда освободившийся от вечной, казалось, барщины Ямада, которому было уже под семьдесят, смог, наконец, переключиться на другую тематику.

И тут случилось еще одно чудо — отпущенный из рабства режиссер-пенсионер обрел второе дыхание и начал снимать фильмы, которые нашумели уже не на всю Японию, а на весь мир.

Достаточно вспомнить так называемую «самурайскую трилогию»: «Сумеречный самурай», «Скрытый клинок» и «Любовь и честь», потрясшие и фестивальные жюри, и мировой прокат. Практически каждый новый фильм старца отправлялся представлять Японию в Берлин, Канны, Венецию — вот это всё.