Вадим Нестеров - Служба забытых цитат

Да что далеко ходить — ты им пытаешься рассказать про БГ, про "идет вакханалия воспоминаний", про фильм "Асса" и катушечный магнитофон, а они тебе: "Да видели мы твоего козбородого БГ в телевизоре, фрик пенсионного возраста".

И ты вдруг пронзительно понимаешь, что не нужен им фильм "Асса". Совсем не нужен, они в нем ничего не поймут, даже если захотят. Просто потому, что мира, который в нем показан, больше нет.

Он не существует, все поменялось.

И этот исчезнувший мир существует только в твой памяти и больше нигде.

Мир вокруг нас изменился настолько, что твой личный жизненный опыт просто невозможно состыковать с историческим: операционная система принципиально другая.

Неинтересна сейчас история: это давно уже не жизненные уроки, не завещание предков, написанное кровью и потом, а красивые сказки, как в голливудских блокбастерах. Что сегодняшнему тинэйджеру рассказы дедушки про голод? Он даже теоретически не понимает, что это такое. Он ни дня в жизни не голодал и не будет. Это просто страшные сказки, примерно как Фредди Крюгер.

Вы спросите: так что же, значит все, историю на помойку за неактуальностью? А я скажу — не спешите.

Есть одна небольшая проблемка. Вернее, большая и проблема.

Разрушение тех самых социальных механизмов, связывающих твой жизненный опыт с дедовским, имеет одно поганое следствие: взамен этого отбракованного бытом опыта ты ничего не получаешь! Отсюда и чувство сосущей пустоты внутри, которую каждый забивает, чем горазд.

Нить порвалась, исчезло чувство преемственности, и лишь при звуках "Прощания славянки" сердце щемит. Куда-то делось понимание, что ты лишь звено в цепочке — причем не первое и не последнее. И до тебя были Сидоровы (поставьте нужную фамилию) , и ты Сидоров, и после тебя Сидоровы никуда не денутся — их так просто не выведешь.

Вы спросите: ну хорошо, а что делать-то? Мы уже изменились, нить из прошлого уже порвалась. Обратно фарш не прокрутишь — делать-то что? А я скажу, что рецепта у меня нет, есть только личный опыт.

Надо изучать свою историю.

Когда ты добираешься до следующего уровня погружения в историю (сколько их всего — бог знает, до дна еще никто не доныривал), отрицание отваливается пластами намокшей штукатурки вслед за предшествующей ей наивной гордостью славными предками.

И приходит понимание, что предки были такими же людьми, как и ты. Ничуть не глупее и не проще. Такими же сложными, неоднозначными, желающими счастья и самореализации. Ошибающимися и прозорливыми, совершающими подлости и прорывы.

Просто жившими в других условиях.

Твоими клонами, выросшими на другой планете.

И с пониманием этого возникает неистребимое чувство родства и протянувшейся оттуда нити.

Для тех, кто посетил сей мир…

(размышления о 90-х над книгой Парфенова "Намедни")

Четвертый том книжной версии Ленида Парфенова «Намедни. Наша эра» стал одним из первых приветов «тем, кто выжил в 90-е», ага. Упоминание слогана балабановских «Жмурок» в данном случае вполне уместно, ибо сам автор в предисловии вторит ему едва не дословно: « Всякому, кто тогда что-нибудь сделал, сделанное уберег и сам уцелел, впору медаль давать: «Пережившему 90-е».

Про это время особенно хорошо все доходит "по контрасту". Если пролистать предварительно, к примеру, тома про 60-е и 70-е, где на пару десятков очерков с трудом один какой-нибудь Новочеркасск наберешь, а потом открыть том о 90-х. И уткнуться взглядом в оглавление первого из обозреваемых годов:

«Зажим гласности в эфире. Чай в пакетиках. Премьер Павлов, обмен 50- и 100-рублевых купюр. Попытки переворотов в Литве и Латвии. Товарный кризис, гуманитарная помощь. Русский шансон. «Буря в пустыне». Референдум о судьбе СССР. Социализма нет, Хонеккер в СССР. Двоевластие в России. Виктюк, «М. Баттерфляй»…

В общем, на 43 очерка позитива — чай в пакетиках, Виктюк, пуховики, Барби, вкладыши от жвачек да дипотношения с Израилем.

Обозреваемая планета для веселья действительно мало оборудована.

Да что там 60-е с их туманами и физиками! Даже в сопоставлении с предыдущими 80-ми накат чего-то черного и мрачного так силен, что и автор несколько смущенно признается:

« 80-е считались «минутами роковыми» и «эпохой перемен», пока не кончились. Потом вспоминались их наивная романтика и мягкая эволюционность. А пролистываешь уже сверстанный том про 90-е — жутковато. И от жути, и вообще от «густоты» .