Георгий Тиунов - Комсомолец Иван Раксин

Ответственным назначили Раксина. Парень он смекалистый, рукастый, да и по знанию крестьянского дела вряд ли он уступит кому-нибудь.

Один участок огорода рядом с клубом, другой — у деревни Кузята. Раксина теперь только и ловить на них. Мать жалуется, что парень вроде сторожить нанялся. А сторожит он не зря. Уже несколько раз кто-то нарочно выпускал скот на нашу тимофеевку, но потравить Иван не дал. На днях он организовал прополку турнепса. Собрались одни парни и утерли нам, девчонкам, нос. На участках ни одной сорной травинки — значит, урожай будет богатый.

Август

Всех комсомольцев мобилизовали на хлебозаготовки. Сама я в деревне Борейково. Пишу это и думаю о долге. Что же это такое — комсомольский долг? Мне кажется, что если ты имеешь членский билет, то носи его не в кармане, а в сердце и думай сначала о деле, а потом о себе. Вот как Раксин.

Я только здесь узнала, что он отправился в Морозовку и не сказал, что почти одна треть своего хлеба у него осталась неубранной.

Октябрь

До Октябрьского праздника остались считанные дни. Возвращаются из района наши хлебозаготовители. Хвастаются друг перед другом, напускают на себя вид бывалых продкомиссаров. Что ж, им можно и погордиться. Я знаю, как трудно доставался каждый мешок с зерном. Раксин отмалчивается. Ему досталось больше всех. Ивану агитировать трудно — нет ни образования, ни политграмоты, до многого он доходит своим умом. И все-таки в деревнях, где он бывал, план заготовок выполнен. Значит, есть у Раксина какая-то своя, особая манера агитировать. Мы долго говорили о нем с Сергеем (муж Басмановой — Г. Т.). Тот сказал, что парни, как Иван, особенно крепки и надежны.

Декабрь

С какой жадностью учатся у нас комсомольцы! Вечерами после занятий в кружке спорим до утра. Вопросы возникают необыкновенные, острые и, как нам кажется, самые важные.

Ну разве не важно знать, что такое любовь? А можно ли комсомольцам танцевать, носить косы, первой объясняться девушке, а не парню, и сотни других вопросов, которые возникают только в семнадцать лет.

Яша Караваев однажды заявил, что необходимо издать специальное постановление и наказывать родителей, если они не разрешают дочери любить человека из-за того, что у него нет костюма и мало денег в кубышке.

Ясно — Яша защищал Раксина. У нас все знают, что любит Иван Лизу Вожакову и она любит его, но отец против связи дочери с «беспортошными», а тем более с «комсой», то есть с нами. А нас все больше и больше!».

Подполковник Иван Иванович Брагин, широкоплечий, коренастый, с резкими, немного суровыми чертами лица, оказался на редкость добродушным, приветливым человеком. Чувствовалось, что воспоминания далеких лет как-то особенно радостны и приятны ему.

— Странно устроена человеческая память, — размышлял Иван Иванович. — Иногда бесследно проскальзывают события не только недель и месяцев, но даже целых лет. И наоборот, некоторые годы можно вспоминать день за днем.

Брагин, помолчав, пригладил прядь седоватых волос и опросил:

— Так вас интересует, как мы торговали? Да, это было не поветрие, не кампания, а большое дело.

Часто прикуривая гаснущую сигарету, он рассказывал:

— Как и во всяком русском селе, в центре у нас стояла церковь. Надо сказать, церковь необыкновенная; похожая на нее только в Москве есть. А остальное было обыкновенным. Вокруг церкви густым венком сплелись лавки, магазины, лабазы, амбары. Пища духовная и пища телесная продавались в одном месте.

В революцию будто сквозняком выдуло всех торговцев. Время украсило прилавки голубиным пометом, опутало паутиной; и площадь заросла травой, обезлюдела. Во время нэпа воскрес базар. Зашевелилось торговое семя, потянулось к червонцу и так вымахало, что начало бросать тень на советские кооперативные лавки.

Торговцы-нэпманы хвастливо называли себя советскими купцами и поговаривали, что без них Россия пропадет, что они чуть ли не пуп земли.

Тем временем в наши кооперативы прибывали ходовые товары, их стало больше, а в газетах появился призыв: «Коммунисты и комсомольцы! Учитесь торговать!» Это был клич перед началом большого наступления на торговом фронте.

В октябре 1927 года вызывают меня в райком комсомола.

«Если вызывают, — думал я, — значит, намечается что-то серьезное и ответственное». Каждое дело тогда казалось нам нужным и важным, трудным и спешным.

В райкоме я застал своих друзей. Мы вместе вступали в комсомол, вместе агитировали по деревням и все единогласно решили, что предстоят очередные командировки, тем более, что хлеб у кулака в тот год приходилось выколачивать с трудом.