Владимир Мещеряков - Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины

«Противник все время подтягивает из глубины новые свежие силы против нашего танкового клина…

Как и ожидалось, значительными силами танков он перешел в наступление на южный фланг 1-й танковой группы. На отдельных участках отмечено передвижение».

Читателю подбрасывается мыслишка, что это написано Гальдером по поводу проявления полководческого таланта, именно, Жукова, бывшего в то время на Украине. Правда, в то время читатель не мог знать, не только то, что было обозначено многоточием, но и сам текст Гальдеровского дневника. Как всегда, данную текстовку немного «причесали» и переработали. Её, в таком виде, нет в дневнике Гальдера за 25-е июня. А что же тогда скрывалось за многоточием? Перемещение наших резервов, то есть «свежих сил» было необходимо, поясняет Гальдер,

«видимо, с целью поддержки своих разбитых соединений и создания нового фронта обороны».

Просто и понятно. Но об этом, конечно, говорить «Георгию Победоносцу» было не с руки.

А к этому отрывку из дневника Ф. Гальдера, мы еще вернемся в главе о Главных направлениях.

Но возвращаемся к Жуковскому документу. Какой же можно сделать вывод по прочитанному выше? Оказывается, сплошная чехарда творилась в ученых кругах по первым дням войны. Никак не могут определиться господа-историки от КПСС: куда же определить Сталина? что делать со Ставкой? и когда же, наконец, Жуков убыл на войну? Сам Жуков, как видите, колеблется вместе с линией партии. Все это красиво называется «Воспоминаниями» маршала. Некоторые ретивые поклонники военного «таланта» Георгия Константиновича млели от счастья, чтобы обладать подобными опусами с его собственноручным автографом на форзаце книги.

Да, но что же делать специалистам по военной истории, представителям официальной науки? Просто, оставлять Сталина в этот день за пределами Кремля «советским военным историкам» было опасно, поэтому в брежневские времена точку зрения Хрущева, о трусливом бегстве Сталина на дачу, несколько смягчили: Сталин, дескать, на даче был, но ничего там не делал, а все думал и думал, переживая на тему: «Почему Гитлер его обманул и внезапно напал на Советский Союз?». В дальнейшем, властьпридержащие решили, все же на всякий случай, «оставить» Сталина в Кремле с первых дней войны. Уже в конце Горбачевской перестройки в журнале «Известия ЦК КПСС» были опубликованы страницы, якобы, из «Журнала записи лиц, принятых И.В. Сталиным в Кремле» в период с 21 июня по 3 июля 1941 года. Это дало повод историкам-патриотам утвердиться в мысли, что Сталин находился все время на своем боевом посту в Кремле и отвести наветы Хрущева о паническом состоянии Сталина. Казалось бы, вопрос закрыт, но есть определенная неудовлетворенность: почему отсутствуют страницы за 19, 29 и 30июня? Никакого вразумительного ответа из официального печатного органа ЦК КПСС исследователям начального периода войны предложено не было. Ну, нет и все тут! Как сейчас модно говорить: без комментариев.

Представим себе, что хрущевцы, в горячке первых дней, сразу после захвата власти, уничтожили, важный, в их понимании лист или страницу, за 19 июня. Согласитесь, что это могло сразу броситься в глаза и привлечь к этому дню пристальное внимание исследователей. Чтобы рассеять подозрение, надо, к примеру, удалить еще несколько дней. Но каких?! Пришли, видимо, к мнению, что 29 и 30 июня. А.И. Микоян впоследствии, постарается в своих воспоминаниях обосновать отсутствие Сталина, именно в эти дни. Конечно, все будет выглядеть неуклюже, но « публика дура — все прочтет »

Есть предположение, что Сталина, просто не могло быть в эти дни в Кремле. Очень даже возможно. Поэтому, дескать, в тетради нет записей лиц приходивших в его кабинет. А где в этот момент находился его секретарь Поскребышев? Хочется спросить: он что, тоже уходил вместе со Сталиным? Разумеется, нет. Поскребышев оставался на своем рабочем месте. И что он делал? — чай пил вместе с Чадаевым? Или все же занимался работой с документами, которые направлялись в Кремль? Журнал или тетрадь (так и не пришли к единому мнению архивисты-историки), ведется не по приходу: пришел человек в кабинет или не пришел, а как правило, по дням месяца, где и фиксируются прибывшие. А если никого не было, то должна быть отметка в конкретном дне, например, «посетителей не было». А если человек просто принес Сталину на просмотр и утверждение, важные документы. Ведь этот журнал был создан не для того, чтобы через несколько десятков лет, показывать любопытным, с целью доказать, что, дескать, Иосиф Виссарионович был в Кремле и н ечего это дело, дескать, будоражить, — а совсем с иными целями. В Кремль заходят люди по делам, им выписывают пропуска, между прочим, по предъявляемым документам и, видимо, по особому списку лиц, имеющих право входа в Кремль, затем они идут по нужным адресам. Там ведь, в Кремле, не один товарищ Сталин работал. Но мы рассмотрим именно приход к Сталину. На входе в Кремль товарищу выписывают пропуск в кабинет к Сталину, и этот товарищ идет по указанному адресу. Существовали и постоянные пропуска, но отметка на входе в Кремль, обязательна, тем более, в условиях войны. Придя в кабинет, через целую цепочку лиц, ведущих охрану здания, этот товарищ отмечается в журнале, может быть и Поскребышевым, о времени прибытия, а уходя — о времени убытия, что мы и наблюдаем в предъявленных документах. Для чего это делается? Когда заканчивается время дежурства охраны Кремля, то на контрольном пункте проверяется журнал входящих лиц. Ситуация: человек зашел в Кремль, но не вышел. Где он? Журнал регистрации в каждом кабинете Кремля подскажет, был ли указанный человек здесь или еще находится на приеме, или с ним что-то случилось по дороге. Поэтому данные журнала вызывают определенное недоумение тем, что не указаны инициалы человека пришедшего, например, к Сталину. Звонят из внутренней охраны Кремля: «У вас Кузнецов?» Что ответить? Не стихами же С.Я. Маршака: «Какой? Среднего роста, плечистый и крепкий … (и вместо знака ГТО) орден блестит на груди у него. Больше не знают о нем ничего?» Так что ли?