С глубоким уважением Наталия Николаевна Трубецкая и вся семья Трубецких».
Спросить бы Жукова о том, как он помог семьям тех, кто погиб из-за подлости Трубецкого? О помощи семье Н.Д. Зори, даже и говорить не стоит.
Дочь Трубецкова благодарила Жукова за оказанную помощь, не предполагая, что Георгий Константинович, в свое время, пытался спасти ее отца от ареста, но уловка предпринятая маршалом не удалась. Лучше всего об этой истории расскажет хорошо нам знакомый И.В. Ковалев, тем более что она касалась, именно, его.
То, что творилось на железной дороге, по первым дням войны Иван Владимирович нам уже пояснял. Да и приведенные документы о многом говорят. Уже стало ясно в отношении Сталина, что он, когда никогда, а вернется в Кремль. Верхушка «пятой колонны» стала проявлять беспокойно в отношении виновника творимого беспредела. Заговорщики стали думать, как обезопасить своего товарища Трубецкого. Ведь, доведись разматывать этот клубок безобразий, то по ниточке неизбежно придут к военным в управление ВОСО.
Конечно, лучшим выходом из ситуации, была бы замена его другим человеком — не из их круга, чтобы было кого подставить под удар. Но кого? Не назначишь же первого встречного на должность начальника ВОСО. Желательно, чтобы тот был бы причастен к железной дороге и был злейшим врагом наших Мазеп. Выбор, разумеется, пал на Ивана Владимировича.
Как знаем, еще 21 июня Мехлиса перевели из наркомата Госконтроля в другое ведомство — ГлавПУ РККА, и Ковалев остался там за старшего. В приведенном отрывке его воспоминаний, как всегда, немного смещены акценты. Мехлис, как и Кулик, всегда в роли «козлов отпущения». На них навешивали все огрехи войны, которые можно было навесить. Так, видимо, произошло и в данном случае по отношению ко Льву Захаровичу.
Мехлис « вдруг перестал посещать Наркомат государственного контроля. Спрашивать, почему это так и куда он делся, не полагалось. Он скоро мне позвонил. Просил зайти в Главное Политическое управление Красной Армии, оно помещалось тогда на улице Фрунзе. Я пришел и узнал от Льва Захаровича, что он вновь назначается начальником Главпура, но пока что об этом не надо распространяться».
Пока все понятно. Уже говорил, что наверху происходили разборки, и шло перетягивание военных: кого — куда? Не вызывает удивление, что Ковалев был приглашен ко Льву Захаровичу. Тот мог посоветовать, как вести дальнейшую линию поведения в наркомате Госконтроля. А вот во что никогда не могу поверить, так это в то, что Мехлис стал «сватать» Ковалева на пост начальника ВОСО. Дело в том, что Мехлис сам затребовал перед войной, через партийный аппарат, Ивана Владимировича к себе в Госконтроль, объясняя это тем, что ему « нужен помощник, хорошо знакомый с железной дорогой». Разумеется, для укрепления кадров своего наркомата. И вдруг, читаем, что Мехлис предложил Ковалеву «возглавить Управление военных сообщений (УПВОСО) Генерального штаба».
С какой стати Лев Захарович озаботился делами военных из Генерального штаба? А как отреагировал наш герой на подобное предложение? Естественно, отказался. Почему же сюда приплели Мехлиса? Дело в том, что в свое время Ковалев категорически отказывался работать в данном наркомате Госконтроля, и не по причине неприязненного отношения ко Льву Захаровичу. Он, просто, хотел участвовать в практических делах, избегая тем самым функций контролера.
Но что это мы, вдруг, читаем у Ивана Владимировича?
« Кстати, потом был такой же разговор с Г. К. Жуковым. Яопять отказался».
Вот кто на самом деле был крайне заинтересован в том, чтобы перетащить Ковалева на пост начальника ВОСО, в родной ему Генеральный штаб, помня его недавние претензии к военным по железной дороге западного направления. Естественно, Иван Владимирович отклонил подобное предложение Жукова. Но обратите внимание, на мотивировку его отказа.
«Не потому, что так уж полюбил Госконтроль. Наоборот, я с великим удовольствием вернулся бы к военно-железнодорожному делу, к своей профессии, притом любимой. Однако в Наркомат госконтроля назначил меня Сталин,и я уже достаточно знал неписаные законы таких назначений: он назначил — значит, только он может перевести меня в Наркомат обороны и в Генеральный штаб. Всякие вольности и инициативы в этом смысле он строго пресекал.
Это было где-то в середине июня 1941 года».
То, что это было в районе 22-го июня, упоминать было воспрещено. Кроме того, не покажется ли читателю, что о Сталине ведется разговор, как об отсутствующем руководителе?
Читать дальше