Георгий Бердников - Том 7. Литература второй половины XIX в.

Конечно, дело не только в исторической значительности изображаемых событий. Реалисты той поры глубоко вскрыли важнейшие социальные процессы, определявшие облик тогдашнего общества, изображая повседневную жизнь обычных людей; это относится и к романам Флобера и Мопассана, Гарди и Фонтане и многих других. Так, изображение нормандской деревни у Мопассана или крестьянской Англии у Гарди позволяет глубоко осмыслить социальные процессы в деревне и психологию мелкого собственника. И тем не менее когда говорится о большей масштабности реализма первой половины XIX в., то в этом, несомненно, есть свои основания. П. Барберис, исследователь Бальзака, замечает, говоря о разнице между Бальзаком и реалистами второй половины века: «Он был из породы Шекспира и Микеланджело. Темперамент и мифология Бальзака в самом сердце каждого из его романов… действительность в его глазах не обыденна, а молниеносна». Тут подмечена существенная разница: пошлая и однообразная буржуазная действительность, как она предстает в реализме второй половины века, не давала оснований для пафоса Шекспира или Микеланджело, и представление о ее окостенелости, пришедшее на смену ощущению бурного движения истории, свойственного литературе первой половины века, обусловливало то впечатление утраты масштабности, которое оставляют произведения реализма этой поры.

С общей концепцией действительности связано и еще одно явное отличие реализма этого этапа от предшествующего: в литературе наступает царство «среднего человека», который постепенно вытесняет яркие и индивидуализированные личности. Во второй половине века изменяется представление о возможностях человеческой активности, которую чрезвычайно высоко ценили все реалисты первой половины века: теперь даже практически влияя на важные общественные события, сами герои «не на уровне истории», поэтому их участие никак не снимает отчуждения человека от действительности, не превращает его в активного деятеля. Принципиальная разница кроется не в тематике и материале, а в самом понимании соотношения человека и действительности.

Для реализма теперь гораздо больше характерен принцип «среднестатистического», и это понятие не следует понимать как нечто стандартное или плоское. Как раз в изображении обычных людей и обычной действительности писатели — реалисты одерживают теперь новые, неслыханные до той поры художественные победы.

Одна из основных побед этого этапа реализма — новый уровень изображения внутреннего мира человека, качественно новое мастерство психологического анализа, заключающееся в глубочайшем раскрытии сложности и непредвиденности человеческих реакций на действительность, мотивов и причин человеческой деятельности. «Литературный психологизм начинается… с несовпадений, с непредвиденности поведения героя… Прямая односторонняя обусловленность сменилась многосторонней. Равнодействующую поведения образует теперь множество противоречивых разнокачественных воздействий» (Л. Гинзбург). Именно анализ множества противоречивых разнокачественных воздействий составляет силу психологического романа этого времени (во Франции — Флобер, Мопассан, Гонкуры, в Англии — Гарди, Джордж Элиот, Троллоп). Это свойство психологического анализа, принципиально связанное с анализом внутреннего мира обычного человека, становится особенностью реализма во всех странах Европы, где он достигнет в этот период определенной зрелости. В одном из своих поздних романов «Ньюкомы», в котором рельефно запечатлены особенности реализма нового этапа, Теккерей пишет: «Трудно даже представить себе, сколько разных причин определяет собой каждый наш поступок или пристрастие; как часто, анализируя свои побуждения, я принимал одно за другое…» Достигнутый в этой сфере уровень анализа разнонаправленных тонких душевных движений — несомненное достижение реализма второй половины XIX в., без этих достижений невозможно себе представить развитие этого метода в XX в.

Изменения в концепции личности и в характере психологизма определили новую постановку проблемы типического в реализме рассматриваемого периода. В произведениях Бальзака или Диккенса образы представляют собой некие спрессованные черты определенного типа. При этом типическими эти образы делает именно то, что те или иные их свойства доведены до необычайной интенсивности, именно та доля преувеличения, которая нередко таится в подобных образах. Теперь же скорее массовидность, повторяемость черт создает тип, а не доведенность той или иной черты до предела. Писатели — реалисты научились теперь более тонко вскрывать неповторимое, индивидуальное не как свойство исключительной личности, а как принадлежность обыденного человека и воспроизводить такие «переходные», недифференцированные противоречивые душевные движения, которые раньше не были доступны литературе.