Вторая половина XIX в. обычно определяется как эпоха реализма в европейских литературах. Это справедливо, если иметь в виду то, что реализм достиг в это время в большинстве европейских стран периода зрелости и во всех — значительных завоеваний. В эти годы продолжается творческий путь таких крупнейших реалистов, как Диккенс и Теккерей, выступают на литературной арене Флобер, Мопассан, Гарди, Фонтане, сильная плеяда норвежских реалистов и много выдающихся мастеров реализма в других странах. Наша наука отошла от весьма влиятельной в прошлом концепции (многое для ее распространения сделал Д. Лукач), согласно которой после революции 1848 г. реализм в европейских литературах переживает перманентный упадок. Когда была преодолена эта точка зрения, нередко почиталось «приличным» делать вид, что, в сущности, в этот период реализм не претерпел никаких изменений. И это глубоко неверно: изменения были велики. Необходимо иметь в виду те общекультурные факторы, о которых уже шла речь и которые определили изменение метода. Высказывалось мнение, что во второй половине века реализм утратил масштабность, герой — активность, сюжет — драматичность. В этих наблюдениях многое справедливо, но к ним необходимо также подходить с позиций историзма, и тогда станет ясно, что изменения реализма обозначали не только потери, но и дальнейшее развитие и обогащение метода.
Замечание Т. Сильман, автора исследования о Диккенсе, что в своих поздних романах писатель ставит перед собой осознанную цель — раскрыть внутренний механизм связей между различными пластами английского общества, может быть отнесено не только к автору «Холодного дома». Раскрытие динамики общественных связей — общее свойство реализма этой поры, о котором можно сказать словами Б. Сучкова: «С беспощадной ясностью и непревзойденным художественным совершенством были им вскрыты и описаны конфликты буржуазного общества: во все главнейшие сферы частной и общественной жизни проникал внимательный взор художников — реалистов, и, совершенствуя реалистический метод, они оставили энциклопедическое по своей полноте изображение целой исторической эпохи, ее нравов и быта, ее идей и типов, обобщив при этом долговременные черты капиталистической системы и буржуазного сознания». Бескомпромиссная трезвость ви́дения законно обеспечила за этим видом реализма определение «критический». Прав А. В. Чичерин, заметивший, что споры по поводу самого термина «критический реализм» во многом основаны на некоторой односторонности понимания термина «критический»: «Совершенно напрасно слово „критический“ иногда приравнивают к слову „отрицательный“ и полагают, что в это понятие входит одно лишь негативное отношение к изображаемой действительности… Критический обозначает анализирующий, исследующий, взыскательный… Писатели этой эпохи не ставили перед собой задачу — отрицать, а задачу изучать, анализировать, давать обоснованный приговор явлениям жизни».
Реализму второй половины XIX в. действительно свойствен острейший критицизм и невиданная до той поры аналитичность в понимании скрытого механизма буржуазного общества. У большинства европейских реалистов той поры проявляется резкое неприятие тех порядков, которые навязала обществу победившая и стабилизировавшаяся буржуазия. В первую очередь это относится к литературе Франции, где в силу зрелости противоречий, раздиравших общество, особенно ясно давала себя чувствовать враждебность человеку сущности этих порядков. Однако ненависть к буржуазии, которая буквально душила Флобера и заставляла Мопассана усомниться в достоинстве рода людского, проявляется позже и менее остро и в других литературах Западной Европы.
Что касается материала действительности, попадающего в поле зрения западноевропейских мастеров реализма второй половины XIX в., то тут трудно согласиться с теми исследователями, которые считают особенностью романа этого времени отступление в частную жизнь, в серые будни буржуазного существования, словом, мелкость, незначительность самого жизненного материала. Хотя буржуазная проза занимает на этом этапе несравненно большее место в романе, однако писатели обращаются и к значительным историческим свершениям, осмысляя их не только косвенно (через изменение атмосферы, общественной психологии), но и непосредственно фабульно. Флобер затрагивает крупные исторические конфликты не только в «Саламбо» на материале далекой истории, но и на материале современности — в «Воспитании чувств», где речь идет о революционных потрясениях 1848 г.; Мопассан в «Милом друге» изображает события, приведшие к падению министерства, а Золя анализирует пружины государственного переворота и показывает финансовые операции такого масштаба, которые оказались не менее важными для судеб Франции. Диккенс в «Крошке Доррит» сталкивает своих героев непосредственно с окостеневшей и глубоко реакционной государственной властью («Министерство околичностей»), Доде разоблачает интриги, разыгрывающиеся на самом высоком уровне «демократического» общества Третьей республики.
Читать дальше