Кассия Сен-Клер - Золотая нить. Как ткань изменила историю. [калибрятина]

Быстрым способом приобретения земли была покупка поместий у тех, кто оказался в долгах, даже если это означало самим залезть в долги. Шерсть, которую предполагалось получить от выращивания овец на дополнительной земле, помогла бы им расплатиться с кредиторами [219].

В XV в. Франческо Бальдуччи Пеголотти, флорентийский купец, составил список монастырей, производивших шерсть. 85 % были цистерцианскими, и они получали за шерсть больше, чем другие производители. Частично это свидетельствовало о хорошем ведении хозяйства (чем лучше питаются овцы, тем выше качество шерсти, которую они дают) и о качественной обработке шерсти. Также это было связано и с масштабами торговли: их стада были настолько большими, что можно было отправлять шерсть крупными партиями и снижать расходы на перевозку. Монахи вкладывали деньги и в производство. Майкл Бран, восьмой аббат монастыря в Мо, построил новый каменный сарай со свинцовой крышей. Другие здания, как написано в «Летописи Мелсы», были построены из мореного дуба. В Мо шерстяные одеяния монахов были сшиты в самом аббатстве, из ткани, также сотканной братьями. Разумеется, практика и стандарты менялись от монастыря к монастырю, но внутри ордена явно происходил обмен знаниями и ресурсами для всеобщей пользы. Аббатство Кингсвуд в Уилтшире было особенно успешным, производя в год дополнительные двадцать пять мешков шерсти. Обитель купила баранов в другом цистерцианском монастыре в Линкольншире в 1241 г. и передала их в дар аббатствам Дьелакр в Стаффордшире и Бэйсенверк во Флинте [220].

Хотя торговля шерстью обеспечивала богатство цистерцианцам в XII и XIII вв., она же делала их все более мирскими, светскими. Чем больше они торговали «белым золотом», тем дальше уходили от идеалов монашества. Признавая это, генеральный капитул ордена не прекращал попытки контролировать участие монахов в торговле.

Одно часто нарушаемое правило, датируемое 1157 г., запрещало монахам торговать шерстью, которую они купили ради прибыли. В 1262 г. купцы Линкольншира подали петицию королю, обвиняя цистерцианцев в незаконной торговле шерстью, что, по их утверждениям, привело к «обнищанию королевского города Линкольна». Эта петиция намекала на то, что задет кошелек самого короля: сделки с монастырской шерстью не облагались таможенным сбором, как это происходило со светскими сделками. Это сработало. По крайней мере, король встал на сторону купцов. Однако цистерцианцы продолжали заниматься своими делами. В 1314 г. был отправлен еще один запрос о нелегальной торговле ради прибыли, которую вели монахи [221].

Продажа шерсти заранее – своего рода спекуляция – также вызывала недовольство властей. В 1181 г. главный капитул постановил, что «шерсть одного года разрешено продавать заранее в случае необходимости. Более одного года этого делать не следует». В 1277 г. была предпринята еще одна попытка ужесточить правила, и еще годом позже главный капитул вынужден был отступить. Шерсть можно было продавать заранее в течение нескольких лет подряд, «если будет оплачена только шерсть одного года». Роберт де Скайрена, десятый аббат Мо, стал тому печальным примером: он брал много денег под залог будущей шерсти, и после его смерти остался долг в 3678 фунтов 3 шиллинга и 11 денариев [222]. Львиное сердце за овечью шерсть

«Берегись; дьявол уже на свободе».

Король Франции Филипп II, письмо графу Якову, брату короля Ричарда I

История Робин Гуда часто переплетается с историей другого английского героя того времени, Ричарда Львиное Сердце. Развязка классической истории обычно наступает в тот момент, когда странствующий король возвращается из Святой земли как раз вовремя, чтобы предотвратить казнь Мэриан, обвенчать ее с Робином и спасти Англию от ростовщического правления его младшего брата Иоанна.

Легенды, разумеется, обычно смягчают неподходящие детали. Кажется, что народ любил Ричарда Львиное Сердце (о нем часто говорили как о «добром короле Ричарде»), но он вовсе не был добрым королем. Во-первых, он провел бо́льшую часть своего царствования в сражениях. Когда он был в Англии, его энергия была направлена на то, чтобы найти способы собрать больше денег для войны. Он родился в Аквитании, это была его «домашняя» провинция. Там у него было совершенно другое прозвище – Ричард Да-Нет, так как его было легко переубедить. Ричард говорил на трех языках: на окситанском – местном диалекте Аквитании; на латыни, которая использовалась в официальной и зарубежной корреспонденции; и на французском. Чтобы понять своих английских подданных, ему потребовался бы переводчик.