Николай Сергеев - Гидра. Том 1.Определение фашизма и его признаки.

Западная пресса писала о том, что, если бы не сдерживание нацистами беснующихся толп, евреев попросту бы вырезали за один-два месяца. Но журналисты и политики старались не замечать, что наказание погромщиков было настолько мягким, что могло расцениваться в обществе только как поощрение насилия в отношении евреев со стороны власти. Не замечались также мероприятия нацистов по возбуждению антисемитских настроений, которые на самом деле приводили к погромам. Погромщики становились героями в немецком обществе.

Действительно, среди высшего руководства нацистской партии и правительства не было таких патологических антисемитов вроде Штрайхера. Это обстоятельство, даже несмотря на неблагоприятные тенденции в обществе, внушало зарубежным политикам и журналистам надежду на благополучный исход при решении еврейского вопроса в Третьем Рейхе.

Полагаю, что нужно было обращать внимание не на слова нацистов и их лидера Адольфа Гитлера адресованные внешнему миру, а на призывы, обращённые к населению Германии и практические действия внутри страны. Внутри страны риторика была агрессивной, немцам внушали неизбежность войны из-за враждебного отношения к Германии капиталистических стран свободного мира, в особенности США, Англии и Франции. Нагнетание военной истерии в немецком обществе и милитаризация экономики не могли закончиться ничем иным, как внешней агрессией нацистского режима.

Вторая мировая война произошла не столько вследствие агрессивности нацистов, сколько по причине слабости остального мира, из-за нежелания либеральных политиков противостоять нацистам. Гитлер начал с очень робких шагов и готов был пойти на попятную при малейшем недовольстве других стран. Весь мир равнодушно смотрел на то, как Гитлер реализует свои агрессивные планы, всё больше и больше наглея. Разрабатывая планы вторжения в Польшу, фюрер, заручившись нейтралитетом наиболее опасного своего врага – СССР, был абсолютно уверен, что Великобритания и Франция не вступятся за польское государство и не решатся на объявление войны Германии.

Те, кто выдвигал и потом активно поддерживал кандидатуру Гитлера на Нобелевскую премию мира, были убеждены в том, что действительно наступает эпоха нового порядка и основой его является насилие, а либерализм ведёт в итоге к хаосу и революциям. Они полагали, что весь мир, погрязший в стяжательстве, декадентстве и нравственном упадке, остро нуждался в дисциплине и самоограничении, возрождении нравственности. Справедливая сила – вот что на самом деле для внешнего мира олицетворял Гитлер. Настроения большинства населения Европы того времени работали на Гитлера. Немалую выгоду фюрер получил от традиционного европейского антисемитизма, у которого было много сторонников в Великобритании, Франции, Дании, Бельгии, странах Балтии, Польше, Чехословакии, Венгрии, Румынии. Антисемитизма тогда не было только в Албании.

Не напишут современные историки и экономисты, что фашизм действительно быстро тактически решает социальные вопросы, что всегда вызывает бурный восторг у населения. Но решают фашисты эти вопросы весьма специфическим способом, за счёт ущемления экономической, политической и личной свободы граждан своих стран или ограбления соседних государств. И решения эти хоть быстрые и эффективные, но губительные в длительной исторической перспективе, в отсутствие естественных рыночных механизмов разрушающие экономику, разлагающие государственный организм, делающими излишними механизмы самоорганизации общества, уничтожающие любую инициативу.

Разум и эмоции принадлежат к разным сферам человеческой натуры, они возникают раздельно и редко согласуются между собой. А у подавляющего большинства представителей рода человеческого они очень часто находятся в прямом противоречии. Человечество в основной своей массе вечно колеблется между разумом и слепой верой. Это невозможно быстро изменить.

По моему скромному мнению, сколь-нибудь заметных изменений такого дисбаланса можно ожидать лишь через несколько десятков лет упорного труда по изменению мышления современного человека. По крайней мере, не в пределах времени жизни одного-двух поколений. О существенном изменении мышления большинства населения планеты, возможно можно будет говорить только через 50-100 лет, если человечество не уничтожит само себя, а может быть (к чему я лично больше склоняюсь) этого не случится никогда.