Юрий Алексеев - Освобождение Руси от ордынского ига

Движение Ахмата к Угре, в обход главной оборонительной линии русских, таило в себе большую опасность. Во-первых, Угра как естественная преграда значительно уступает Оке. Река сравнительно неширокая, изобилует узкими местами и бродами. [394] Защита ее на широком фронте — задача значительно более сложная, чем оборона широкой, полноводной Оки. Во-вторых, выходя к Угре, Ахмат оставался в опасной близости от русской столицы (130–180 км), т. е. не более чем в 3–4 конных переходах, и сохранял возможность стремительного удара на нее, притом с неожиданного, необычного направления. В-третьих, его вступление в Литовскую землю (точнее — на территорию русских княжеств, находившихся под юрисдикцией великого князя литовского) усиливало вероятность соединения с войсками Казимира и угрозу эвентуального выступления последнего: оно могло побудить короля принять активное участие в войне. [395] Само движение Ахмата в литовские пределы может рассматриваться как средство политического давления на своего осторожного союзника. Во всяком случае опасность, нависшая над Русской землей, в конце сентября становится наиболее реальной. [396]

Это заставляет московское правительство принять чрезвычайные меры по отражению нашествия. Одной из этих мер является созыв правительственного совещания в Москве с участием высших руководителей государства. По данным Московской летописи, после более чем двухмесячного пребывания с войсками в Коломне 30 сентября «прииде князь великий… на Москву на совет и думу». В «совете и думе» приняли участие, по словам летописи, митрополит Геронтий, мать великого князя, дядя его князь Михаил Андреевич Верейский, а также все бояре, «все бо тогда бяше в осаде на Москве». [397] Типографская летопись называет в числе участников совещания также архиепископа Вассиана. [398] Московская и Типографская летописи подчеркивают, что участники совещания «молиша его (великого князя. — Ю.А. ) великим молением, чтобы крепко стоял за православное хрестьянство, против бесерменству». [399]

Необходимо подчеркнуть, что эта формулировка, чрезвычайно расплывчатая и неопределенная, весьма близка к соответствующему тексту «Послания на Угру» («доброго ради совета и думы, еже како крѣпко стояти за православное крестьянство… противу безбожному бесерменству») [400] и, вероятно, заимствована летописцем из «Послания». Так или иначе, проблема борьбы с нашествием Ахмата была несомненно главным вопросом, обсуждавшимся на «совете и думе». Типографская летопись и далее следует за «Посланием»; по ее словам, «князь же великий послуша моления их». [401] (В «Послании» — «повинувшуся их молению и доброй думе и обещавшюся крепко стояти»). Если подходить к этому тексту буквально, то может создаться впечатление, что инициатива «крепкого стояния» против Ахмата исходила от «совета и думы» митрополита, членов княжеского дома и бояр и что глава государства только «повиновался» и «обещал» им. Этот мотив проходит красной нитью через все «Послание» и зависящие от него тексты. Едва ли, однако, нужно подчеркивать, что подобная трактовка совещания в Москве столь же мало реалистична, сколь и тенденциозна. Действия русского правительства в летние и осенние месяцы 1480 г., насколько они нам известны, не дают повода подозревать его в нерешительности и неэффективности. Тем не менее в сообщении «Послания» (и следующих за ним Типографской и отчасти Московской летописей) содержится, по-видимому, реальное, рациональное зерно: «совет и дума» в Москве более или менее единодушно выступили в поддержку политической линии на борьбу с Ахматом (линии, уже фактически проводившейся, как мы видели, на протяжении ряда месяцев). Более того, эта линия была торжественно санкционирована церковью. По словам «Послания», «митрополиту убо со всем боголюбивым собором тебя, государя нашего, благословившю». Этому соответствуют и более краткие известия летописей, сообщающих о молебнах в Москве и о благословении митрополита.

Однако совещание в Москве не ограничивалось только декларациями общего принципиального характера. Одной из конкретных проблем, обсуждавшихся на «совете и думе», был вопрос о политике по отношению к мятежным князьям.

Разрыв отношений с Псковом и бесчинства на Псковской земле означают полное моральное и политическое банкротство феодальных мятежников. К середине сентября их политическая изоляция на Русской земле достигла такой степени, что они не могли больше питать каких-либо надежд на ее преодоление. Это заставило их попытаться возобновить переговоры с московским правительством. По данным Московской летописи, во время пребывания великого князя в Москве «приидоша на Москву послы… княж Андреевы и княж Борисовы о миру». Таким образом, инициатива в новых переговорах исходит именно от князей. Летописец отмечает, что за князей «печаловались» митрополит и великая княгиня Мария Ярославна и что именно по их «печалованию» великий князь «жаловал братью свою», «велел поити к себе вборзе». [402]